Несмотря на то, что решил для себя на острове, думал я о том, какое имею право распоряжаться судьбами людей. Вот этих бывших пленников Бадабера, например. Да, они сами сделали свой выбор, я на них не давил. Но подтолкнул их к этому выбору именно я. Но разве они не были уже мертвы в той истории? Разве я не распорядился их жизнью по своему усмотрению уже тогда, когда спас ее?
А с другой стороны, те, кто через шесть лет сделает выбор за всю огромную страну, они какое право на это имеют? И то, что делаю сейчас я, это защита, защита от той нелепицы и предательства, что прокатилось и переломало жизни миллионов людей. А то, что я сделал с мальчишками потом, после их выбора, это подарок им от меня. Всё, что я могу для них сделать. Надеюсь, это им поможет, а, может, кого-то и спасет. От смерти или от позора.
А я еще я думал вот о чем: то, что я делаю, многие будут проклинать. И больше всего те, кто в результате этих моих действий останется жив, не потеряет работу и средства к существованию. Потому что они об этом никогда не узнают. Сейчас им хочется свободы, колбасы и джинсов. Утрирую, конечно. И моя задача заключается в том, чтобы дать им это все. Но так, чтобы они не прокляли эту свободу и того, кто им ее подарил. Как это случилось в прошлый раз. Только им ведь все равно будет мало. Всегда мало. Нашу оппозицию надо воспитывать веками, по крайней мере — десятилетиями, пока они научаться оппонировать власти, не разрушая страну, а созидая и укрепляя ее. А то ведь у нас всякий, получивший диплом о высшем образовании, уже числит себя демократической элитой, а власть — сатрапами. Причем, так будет при любой власти без исключения. Потому что нет политической культуры. Да, собственно, пока еще неоткуда ей взяться. И потому свободу нужно обретать постепенно. Я ненавижу революции, я за эволюционный путь развития. Как в тех же США или Западной Европе. Но для этого нужно время. Много времени. А вот ждать никто не хочет. Тем более скоро возобладает в "свободных умах" на Западе теория о том, что демократию можно насадить путем бомбардировок и внутренних восстаний.
Я не хочу, чтобы плакали матери молодых ребят, погибших в дикой междоусобной войне в Грузии и Абхазии, Азербайджане и Армении, Приднестровье и Молдавии, в Чечне и Дагестане, в Южной Осетии, в России и Украине. Чтобы не было бомжей и беспризорных детей на улицах наших городов. Чтобы девочки не мечтали стать проститутками, а мальчики бандитами.
Вот этого я хочу всем сердцем своим и всем разумением своим и всей душою своею. Если хоть что-то из этого мне удастся воплотить, не допустить, изменить, то это и будет моей наградой. И для того, чтобы хоть что-то из предыдущего сценария не случилось, я готов на многое. В том числе, посылать людей на смерть и убивать самому. И умирать самому. Если не будет другого выхода.
Дверь открыл отец. И сразу, обнимая меня, закричал в сторону кухни:
— Мать! Иди, встречай своего любимого сыночка.
Охая, мама выбежала мне навстречу и обняла, и расцеловала. И засмеялась, парируя отцу:
— Да, это мой любимый сыночек! И твой, кстати, тоже.
Господи, как же это прекрасно — видеть их живыми, моих самых дорогих людей! Я смотрел на них и не мог насмотреться, при этом вспоминая их похороны. И зачем это в голову лезет, они ведь еще долго будут жить. А с моим браслетом, может быть, еще дольше.
Я вновь обнял отца и с силой прижал браслет к голой коже его спины. Он, если тепло, всегда дома ходил по пояс обнаженным. И тут же увидел, как голубое сияние окутало его. Потом взял руку матери и на секунду, как будто случайно, прижал браслет к ее запястью. И снова голубое сияние, исчезнувшее через мгновение.
Конечно, мама стала меня кормить, расспрашивать об учебе в университете. А отец ходил из кухни в комнату и обратно, тоже периодически вставляя несколько слов.
Я видел их радость, я видел их гордость за сына, который — на зависть всем, не курит, не пьет, герой, вернулся с войны целым и с медалями. А сейчас учится не где-нибудь, а в МГУ! Ни у кого из знакомых ребенок не поступил в МГУ, а наш поступил! И сейчас вот, приехал не с пустыми руками, привез из Москвы копченой колбасы и сосисок, и конфет.
— Невесту-то не нашел еще себе там? — это отец.
— Какая еще невеста! — вскидывается мама. — Пусть университет сначала закончит. Успеется еще, никуда невесты не денутся.
Ну, конечно, она-то уж уверена, что за ее сыночка любая с радостью пойдет! Милые мои, хорошие, славные. Я купаюсь в вашей любви и постараюсь никогда не подвести вас. Ведь это и из-за вас тоже я вернулся. Там, в том мире, я стал вашим позором. Простите меня, я так больше не буду.
Глава IV