Перестройка

С Викой происходило неладное. Она стала необычайно раздражительной. И причиной её плохого настроения и раздражения неизменно оказывался Ромка. Поводом становились любые мелочи, которые, по его мнению, яйца выеденного не стоили. Иногда он не обращал внимания, иногда обижался и тогда замыкался в себе. Тёща в такие моменты даже позволяла себе несколько наигранно поддерживать его: «А представляешь, как я натерпелась с твоей ненаглядной? Жизнь вместе прожить – не поле перейти!» Ромка не чувствовал подвоха и был благодарен Зинаиде Алексеевне. Ему казалось, что надуманность и беспочвенность Викиных претензий очевидна всем членам семьи. Но на самом деле Евгений Иванович занимал довольно бесхребетную позицию подчёркнутого невмешательства в дела молодых, а Зинаида Алексеевна почувствовала, что она наконец-то снова обрела контроль над дочерью и ситуацией в целом, и позволяла себе находиться «над схваткой», которую в значительной степени сама и провоцировала в образе мудрого филина. Она тонко управляла настроением дочери, опосредованно, но эффективно надавливая через неё на болевые точки зятя. Если бы кто-то спросил, зачем она это делает, Зинаида Алексеевна, пожалуй, даже удивилась бы, а заодно и возмутилась на всякий случай: «С чего вы это взяли?! Вот ещё! И вообще, что вы себе позволяете?! – она и себе-то не готова была признаться в присущей ей и совсем некрасивой страсти манипулирования людьми, – Я пекусь о счастье дочери, только и всего!» Но самым неприятным во всей этой истории было то, что Зинаида Алексеевна сама до конца не могла сформулировать, в чём именно это самое счастье должно заключаться. В её неотчётливых представлениях о Викином будущем оно каким-то причудливым образом переплеталось с собственной, её, Зинаиды Алексеевны значимостью и востребованностью. То есть реализация личных амбиций, приложение доселе невостребованной энергии и потребность находиться в эпицентре событий, а в идеале и управляя ими, находилось в прямой связи и неотъемлемо зависело от будущего красавицы и умницы дочери. Зинаида Алексеевна уже и забыла, что ещё совсем недавно то и дело употребляла в её адрес такие эпитеты, как тупица и бездарность. И всё ради незаурядного будущего. Будущее, будущее… Партия ей нужна другая, вот что! Без блестящей партии какое у женщины незаурядное будущее? Вот то-то и оно… Вика заслуживает большего! И она, Зинаида Алексеевна, заслуживает большего! Гораздо большего!

Не сказать, что Ромка сильно переживал по поводу происходящих с Викой метаморфоз. Ему казалось, что это просто такой период, который пройдёт, и всё утрясётся. Присущая уверенность в себе, нередко переходящая в самоуверенность, служили привычной бронёй для внутреннего эго, но пару раз его царапало что-то новое и неприятное в её отношении к нему. У Вики появился критический взгляд на мужа. И в этом не было бы ничего страшного: девочка повзрослела, превратилась в женщину и уже не следует слепо в фарватере более взрослого и опытного мужчины – это называется самостоятельность, только и всего. Но… Вика проявляла отнюдь не самостоятельность, которая предполагает ответственность, а скорее строптивость, выражающуюся в желании поступать наперекор и зачастую не в самых подходящих ситуациях. Этакое подростковое самоутверждение на базисе довольно инфантильного поведения. Нечто подобное она демонстрировала и раньше в отношениях с матерью, но теперь та повела очень тонкую игру, перестав просто приказывать, как прежде. И как-то так получалось, что в реальных и мнимых Викиных проблемах виноватым ныне оказывался Ромка…

– Мама, я не могу заниматься, у меня голова ужасно болит! Можно я полежу немного? Ну, пожалуйста…

– А кто с Юлей гулять пойдёт?

– Ромка. Он обещал!

– Ага. И где он, твой Ромка? Время пол шестого, с ребёнком гулять давно пора. Кормить уже скоро. Обещанного три года ждут?

– Должен быть уже. Что-то задерживается.

– Начальство не опаздывает, начальство задерживается… Ладно уж, пойду погуляю. А ты ляг, полежи немного, на тебе и правда лица нет. Ужин на плите…

– Спасибо, мам!

Ромка не считал нужным оправдываться в подобных ситуациях. У мужика есть дела, в которые женщине лучше не соваться. Он обеспечивает семью и работает на перспективу. Что ещё нужно? Подумаешь, приехал позже, не погулял с ребёнком – две бабы дома, справятся как-нибудь. Да они живут с родителями, но это вынужденно. Вот закончит университет, и всё изменится. Ещё как изменится! Интересно, о чём завтра пойдёт разговор в кабинете сто девятнадцать? Он подробнейшим образом и на многих страницах описал свою семейную жизнь, немалое внимание уделив не только Вике, но и тестю с тёщей. Про негатив не писал. Да и был ли этот негатив на самом деле или это всё бытовые мелочи, неизбежные в каждой семье?

* * *