— Проклятый бездельник! Опять! Какая подпись?
— Не подвергайте свое драгоценное сердце треволнениям, госпожа. Вам ничего не стоит получить то, что изменчивая судьба помешала мне, скромному смертному.
Да, Молиар не мог и здесь не побалагурить.
— Как? Какая судьба?
— Хлопните в ваши уважаемые ладошки и повелите привести сюда ее высочество принцессу Монику-ой. И пусть отнесутся к ней со всем вниманием и почтительностью, ибо от нее теперь зависит всё. Ей дано раскрывать и закрывать. Ференги, крючкотворы, адвокаты, юрисконсульты определили и постановили: на доверенности необходимы четыре подписи: господина эмира — она вот, ваша, госпожа, — она есть, и… госпожи Люси! О, сколько усилий и умений стоило мне заполучить ее, прошу не забыть нас своими милостями! И подпись госпожи Люси мы имеем. И, наконец, необходима подпись девушки Моники, принцессы. Зовите Монику! Но что с вами?
Обычно красно-бурачное лицо Бош-хатын приобрело сине-сливовый оттенок.
— Ее, проклятой, здесь нет.
— Не проклинайте ее. Она не заслужила! Не смейте!
— Это еще почему, господин хороший!
— Потому, госпожа, что без подписи уважаемой принцессы вы не сможете получить и одного рубля из стальных шкафов банка «Ротшильд фрер» в Женеве и Париже! Где девушка? Куда вы дели девушку?
В его голосе звучало столько беспокойства, что Бош-хатын насторожилась. Она хитренько сощурила глазки и сладенько заговорила:
— А что это, господин Молиар, вы прозевали девчонку, а? Ведь Моника-то должна была быть в городе Женив, когда вы, набрав полный кошель денег у меня, отправились в свое хитроумное путешествие? А теперь вы ищете иголку по всему свету, а?
Нетрудно было понять, что Бош-хатын отлично знает об исчезновении Моники, радуется этому и, возможно, причастна к этой истории.
— Клянусь, — быстро пробормотал Молиар, — если только с ней что-либо случилось, я… мы…
Он уже угрожал, и Бош-хатын даже испугалась его глаз. Но она предпочла не выводить Молиара из себя.
— Ваша драгоценная принцесса порхает по свету. И я тут ни при чем. И господин эмир, мой супруг, ни при чем. Словом, Бухарский центр не повинен в том, что у вас, господин хитрости, увели девчонку.
— Не смейтесь, госпожа. Где Моника? Она мне нужна столько же… э… сколько и вы. Без нее, без ее подписи…
Бош-хатын заважничала:
— Помните, господин Молиар или Как Вас Там, вы мне, повелительнице, уже посмели задавать вопросы про эту дочь греха. И тогда я вам сказала: «Не знаю!» И тогда я взаправду не знала.
— А теперь? Умоляю!
— Посмотрите на него! Как она его распалила своими рыжими волосами.
— Где же? — Он сдерживался. Он не хотел раздражать эту сварливую толстую бабу. — Где девушка?
— Она в Мастудже.
— Это еще где?
— Мастудж — в индийских пределах, в Индийском Бадахшане. Туда повезли дочь греха. И она скоро приедет туда.
— Кто повез? — голос Молиара сорвался. — Кто повез Монику-ой в Мастудж? Скажете вы наконец! — Молиар не замечал, что разговаривает с повелительницей неподобающим тоном. Не заметила этого и Бош-хатын. Она захихикала:
— Ага Хан решил! Ага Хан объявил дочь греха своей невестой и подарил ей Бадахшан со всеми бадахшанскими язычниками и исмаилитами.
Немало самообладания понадобилось Молиару, чтобы не выдать своего оживления. Наконец-то он узнал, где Моника. Значит, все-таки Ага Хан приводит свой план в исполнение.
Тогда в Женеве Молиар только хотел увезти Монику, но не успел. В этом он мог винить самого себя. Возврат к европейскому образу жизни ошеломил его. Он не удержался от соблазнов: не вылезал из ресторанов и баров, не брезговал и притонами. Развлечения, приемы, банкеты почти не оставляли ему времени для дел. Он был в угаре. Он не мог удержаться, потому что деньги, полученные от Бош-хатын, да и собственные немалые средства, предусмотрительно вложенные им до революции в один из швейцарских банков, открыли ему двери не только в респектабельные салоны, но и в разнузданные ночные клубы Женевы.
Да и «высокая миссия» госпожи эмирши потребовала немало времени на преодоление бесчисленных инстанций и рогаток, чтобы получить доступ к сейфам.
А когда он спохватился, оказалось, что Моники уже в Женеве нет. В отчаянии он кинулся в отель «Сплэндид».
Мистер Эбенезер пригрозил заявить в полицию, и сделалось ясно, что воспитатели Моники ни при чем. Они сами ничего не знали. Лорд Кашенден искренне расстроился, когда ему сообщили, что девушка исчезла. Лорд все приготовил к «эффектному спектаклю», по его выражению. «Принцесса на заседании Лиги Наций в роли жертвы Коминтерна. Чего еще желать!»
Лорд долго не мог успокоиться — упущен такой удобный случай — нанести еще один удар по престижу Москвы в странах Востока! Какой пропал удачный повод привлечь к Туркестану внимание всего мира!
Нет, Молиар напрасно подозревал англичан. Приходилось искать в другом месте. Усман Ходжа, Чокаев и прочие среднеазиатские националисты отпали тоже очень скоро. Белогвардейцы генерала Миллера — тоже. Оставался Ага Хан с его опереточной таинственностью и склонностью к дешевым эффектам.