Переселение на Марс

Надав предложил Яаре обсуждать проблемы рисунка во внеурочное время. Девушка зарделась, гордясь осуществлением тайного желания. На консультацию с Надавом подруги пришли вдвоем. Малке этот человек казался слишком странным. Яара пока не воспитала в подруге умение ценить бескорыстную увлеченность, а на Земле такое чудо Малке не встречалось. Через несколько совместных бесед Малка пришла к заключению, что ее роль хранительницы нравственности сыграна до конца и устранилась. Благодарная Яара оценила сообразительность и прониклась к подруге новым теплом.

Яара и Надав продолжали видеться в его художественной мастерской. Малка немного грустила над утратой безраздельного внимания товарки, но что тут поделаешь? Диктуемые сердцем приоритеты приходится принимать. Зная женскую проницательность, Яара старалась на лекциях Надава не выдать жгучие факты неловким словом или взглядом. Приятно разгадывать других, а не самому быть разгаданным. Она преуспела в скрытности и этому же выучила своего кумира. Вместе с другими студентками она изумлялась произошедшим с преподавателем отрадным переменам – короткая аккуратная стрижка, гладко выбрит, брюки со стрелочкой, новые и всегда чистые ботинки и так далее. Охотно присоединялась к общему обсуждению – не иначе, наставник влюбился!

4

Учитель и ученица бесконечно говорили об искусстве, о жизни, о самих себе. На рабочем столе Надав сдвигал в сторону кисти и краски, символически проводил тряпкой по освободившемуся пространству и ставил кофейник и две чашки. Встречи начинались разговорами и ими же заканчивались. На Марсе события этого рода развиваются неспешно, огня хватает лишь для того, чтобы вскипятить воду для кофе. Вечером Надав брал извозчика и провожал Яару до ее маленькой девической обители, нанятой беспокойной мамой.

– Что ты думаешь о нашей марсианской живописи? – спросил как-то Надав.

– Я пока ищу свое место в ней. Я не знаю, как ответить на твой вопрос. Но я уверена, у тебя есть новые идеи, – заметила Яара.

– А что думает твоя подруга? Должно быть, на Земле многое иначе?

– Она не интересовалась искусством в прежней жизни, полагаю, ей нечего сказать, – ответила Яара, не слишком довольная тем, что Надав вдруг вспомнил о Малке.

– Пусть так. Я о себе скажу. Мне наша живопись кажется бедна. Городские и сельские пейзажи, натюрморты, идиллические сцены с людьми, геометрические фигуры, орнаменты и снова пейзажи.

– А что же может быть еще? Я не представляю себе…

– Люди, как ты знаешь, живут не вечно. От чего они умирают? От старости, от болезни, от горя, от счастья. Но они не гибнут от человеческой руки! А разве нельзя представить, что человек убьет другого человека? Если на Марсе такое не случается, то разве это невозможно? А ведь за убийством стоят ненависть, геройство, торжество – вдохновляющие гимны искусства. На картинах наших нет борьбы, войны, крови. Живопись марсианская ущербна!

– Я прежде не думала об этом…

– Разве только цветы да камни прекрасны? А человеческое тело – женское и мужское – это ли не источник наития? Нигде ты не найдешь обнаженную натуру! Эротика должна быть упругой пружиной живописи и скульптуры, вечным двигателем воображения! Но нет сего! Я спрашиваю, чем полнятся сердца художников и головы публики? О, причина здесь не в ханжеской морали, тут что-то похуже. Я не знаю в чем дело, но, пожалуй, не искусство марсиан ущербно, а души их!

Поворот беседы в сторону обнаженной натуры и эротики был несомненно волнующ и интересен, но показался Яаре преждевременным.

– Надав, я рассказывала о себе. Немного правда, но история моя заурядна. Хотелось бы услышать о тебе.

– Изволь, я не таюсь, хоть и гордиться нечем. Я рос наполовину сиротой. Родители мои – люди необразованные, черствые и алчные. Я не люблю ни отца, ни мать…

– Что ты говоришь такое, Надав? Это правда?

– Увы. Я родился нежеланным ребенком. Мой старший брат был в лучшем положении и удостоился крох любви. Я воспитывался в семьях бабушек с обеих сторон. Детство дотягивал в приюте. Не откройся у меня талант, не знаю, что сталось бы со мной. Все-таки я вырос человеком, хоть некоторые меня таковым и не считают…

– Как ужасно, Надав! Неужели такое возможно?

– И не такое возможно! Яара, ты не слышишь шорохов за окном?

– Минутку! Нет, все тихо.

– Подойди поближе на цыпочках.

– Сейчас. Нет, ни звука.

– Это отец и мать. Они следят за мной. Тебя услышав, они скрылись, но они были тут.

– Зачем им нужно следить за тобой? – в испуге спросила Яара.

– Они хотят украсть мои картины. Надеются заработать на этом.

– Ах, Надав, у тебя был тяжелый день, ты переутомился. Пожалуй, я пойду домой, а ты отдохни, выспись хорошенько.

– Хорошо. Я прежде провожу тебя.

Яара долго не могла уснуть, ворочалась в постели. “Как верить странным речам его? – мучалась она вопросом, – что-то нереальное в них!” Тревога поселилась в сердце.

ГЛАВА 8