Перерыв на жизнь

несчастной. Даже косметика на этом другом лице будто выцветает, щеки сереют, а глаза становятся влажными, как у

потерявшегося щенка. Потом она быстро вздыхает, злясь, что показала слабость свою перед Гергердтом, и силой воли

старается снова натянуть на себя непроницаемый вид, хотя с таким же успехом можно пытаться укрыться прозрачным

целлофаном. Отходит к окну, останавливается перед ним, обернувшись спиной. Конечно, не панорамой открывшегося вида

Лариса Григорьевна собирается любоваться. Буквально на глазах она снова превращается в железную леди. Распрямляет

плечи, тянется затылком вверх. Каменеет спиной.

Артём теряет к ней интерес и задумывается, чего Рада так задерживается. Слишком долго ее нет, учитывая, что всего-то

нужно вытащить из сумочки паспорт.

Он оставляет Ларису Григорьевну, идет в спальню, но не заходит туда, из прихожей видя, что Рада стоит посреди комнаты,

обнявшись с отцом. Тот держит ее за плечи и гладит по голове, и что-то очень тихо говорит. Гера не слышит, да и не

пытается, не мешает, снова оставляя их вдвоем.

Через минуту Рада приносит на кухню документ, подтверждающий регистрацию брака. Но Ларисе Григорьевне это уже не

нужно.

— Верю-верю, — рассчетливо-аккуратно улыбается она, точно боится улыбнуться слишком широко или, наоборот, — улыбку

недотянуть. — Ну, что ж, — картинно вздыхает, — Вячеслав, тогда не будем задерживать молодых. Пусть решают свои дела,

что ж мы тут под ногами топчемся.

— Конечно, — соглашается Дружинин и улыбается дочери мягко и загадочно.

— Я провожу, — кивает Рада, понимая, как жутко устала от этой пятнадцатиминутной встречи.

Глава 29

— Как это вам, Филипп Филиппович, удалось

подманить такого нервного пса?

— Лаской, лаской… Единственным способом,

который возможен в обращении с живым существом…

«Собачье сердце»

Несколько дней проходит после той короткой встречи с родителями.

Несколько… Или больше?

Трудно определить. Дни текут не скучные, разноцветные, но пропитанные одинаково зудящими мыслями и бесконечным

ожиданием.

Иногда Рада думает о том разговоре. Странно было бы не думать, человек на то и разумный. Собственное состояние

заставляет поразмыслить не только о будущем, но и о прошлом, наталкивая на некое переосмысление.

Как бы цинично это ни выглядело со стороны, сейчас Рада боится лишь одного: стать такой матерью, как Лариса Дружинина.

Не дай Бог ее собственный ребенок будет испытывать к ней такие же чувства, какие она теперь испытывает к матери.

Ей, Раде, оказалась недоступной жертвенная, ничего взамен не требующая любовь к родителям. Пустыми стали понятия

самодостаточности, независимости и гордости, возведенные их стараниями в ранг высших добродетелей. Важнее стало

сопереживание. И просто — переживание. Поцелуй, ласка, доброе слово. Крепкое объятие, в котором чувствовала бы себя

защищенной. Любое проявление заботы, нежности и обожания. Любой знак, говорящий, что она нужна и любима. Что она не

обстоятельство, не несчастный случай, не трагедия... Последние годы чувствовала себя помехой. Грязным пятном на

белоснежной родительской репутации.

Гера абсолютный эгоист в любви. Эгоист по жизни. Делец. Который умеет делать деньги из воздуха. Он и с ней творит что-то

особенное, учит принадлежать ему, быть неотъемлемой частью его мира. Артём сделал ее своей собственностью, при этом

отучив от одиночества, когда единственный собеседник — тишина, а ответ всему — молчание, тошно подтверждающее

любые тяжкие сомнения. С ним она отвыкла быть одна, хотя и не забыла, что это такое.

Вечером Рада разрешает себе поваляться в ароматной ванне. Иногда можно, если воду делать не горячей. Сегодня Артём

обещал сегодня вернуться пораньше, но что-то задерживается. Такое бывает, не всегда все можно просчитать до минуты.

Рада не беспокоит мужа звонками, знает, что, если планы у него изменятся, он найдет возможность об этом сообщить.

Позвонит обязательно.

Шум в спальне заставляет невольно вздрогнуть. Не от страха, конечно, или боязни, а оттого что, расслабившись, Рада

теряет сосредоточенность. Разомлев в теплой ванне, она крепко уходит в свои мысли, в то трепетное и уязвимое состояние

между сном и явью.

— Что это? — смеется, прекрасно видя, что у Геры в руках цветы, но слова срываются от радостного удивления.

— Цветули, — откровенно ухмыляется он. — Понятно, что платье чулки и подвязки отменились, но букет невесты

обязательно должен быть. Как же мы без букета для невесты?

— У нас свадьба была полгода назад. Ты забыл?

— Какая разница?

Это не букет. Букетище. Огромная охапка роз. Артём с трудом удерживает ее, он заперся с цветами прямо в ванную

комнату.

— Ой, куда ты их? — Рада округляет глаза и сгибает ноги в коленях, садясь чуть выше.

Гергердт сует цветы прямо в пенную воду.

— Вазы у меня нет. Пусть тут и полежат, а то завянут. Жалко. Я же для тебя старался, хотел порадовать.