Перерыв на жизнь

сжимает ее голову, целуя горячий лоб, висок, волосы, стискивая ее плечи.

— Ты бы не пришел ко мне сам. Я просто знаю, что ты бы не пришел, — шепчет ему в шею.

— Я позволил тебе уйти не для того, чтобы потом гоняться за тобой и портить тебе жизнь. — Поднимает ее со ступеньки.

— Ага, но постарался сделать все, чтобы я не могла без тебя жить.

— Я все правильно сделал.

— Гера, ты не можешь сделать все правильно. Потому что ты не знаешь, как правильно. А я знаю. Поэтому я не стала

утруждать тебя и сделала все сама: купила кольца и позвала тебя жениться на мне, — в улыбке Рады появляется

уверенность. Она черпает ее из собственных слов, из вчерашнего дня, из смеха, с каким встречала несколько часов назад

его прямой недовольный взгляд.

— Ну, раз ты все так продумала, то и дату бракосочетания, наверное, выбрала. Ни за что не поверю, что не выбрала день.

Чем тебя кормить теперь? — Он перескакивает с мысли на мысль, восстанавливает поток сознания, как будто выпрыгивая

из бурного ручья и входя в тихую реку.

— Чем-нибудь, — усаживается она на высокий стул, дрожа от легкого озноба, но уже успокаиваясь. — А ты?

Не от холода ее морозит, это волнение выходит дрожью, это сердце, уже разогнавшее по телу кровь, выдавливает сквозь

поры остатки переживаний и застарелого страха.

— Мне все равно. Совсем. Абсолютно все равно. Когда захочешь, тогда и поставим штампы, тебе ж главное паспорт новый

получить.

— Да. Такая фамилия красивая, благородная, — улыбается она мечтательно.

— Так и просится на какую-нибудь корочку. Кандидата каких-нибудь наук. Может, мне уже диссертацию написать? По

филологии.

— Гера, тебе не поможет, — смеется Рада. — Не порти свою репутацию этой дрянью. Тебе незачем.

— Почему? Сейчас это модно, статусный сразу стану, уважаемый. Нет, ты не смейся. Построить дом, родить сына и

написать диссертацию, — усмехается он и варит кофе. Рада кивает на его немой взгляд. Кофе ей можно. Она не пьет его в

таких количествах, чтобы он как-то мог ей навредить. В одной чашке с утра нет ничего дурного.

— Кстати, не видно же еще, кто там у нас? Рано еще, да?

— Рано, через месяца два, чуть больше, точно будем знать, — улыбается Рада греет руки о тонкий горячий фарфор.

Кофе у Гергердта дома — у них дома! — совсем другой. Ароматный, насыщенный, тянущий за собой бесконечные

воспоминания. Сколько выпили они с Артёмом вот таких утренних чашек, с разным настроением, со всякими мыслями. Так

повелось у них: кто первый встал, тот варит кофе. То он, то она. Чаще — она, потому что поднималась с постели раньше и

легче. А сейчас так приятно сидеть и просто слушать скрипы, шорохи, стуки, которые сопровождают приготовление завтрака.

Они заполняют ее, эти звуки и ароматы, замещают ее внутреннюю пустоту, которая образовалась, когда она ушла отсюда

пару недель назад.

— Хреново, да? Сразу бы написали на тесте: «Поздравляем! У Вас будет дочь». Или сын.

— Садись уже, — тянет его к стулу, — Гера, скажи, что ты первое подумал, когда увидел сообщение.

— Зря ты это спросила. — Он крепко уселся, и в его темном взгляде появилось напряжение. — Я и так держусь, чтобы не

сказануть чего-нибудь этакого. А то беременным, вроде как, волноваться нельзя. Очень не рекомендуется.

— Ну, что? — не отстает она.

— Смеркалось — вот что! Во-первых, почему ты мне не сказала об этом вчера. Во-вторых, почему не сказала мне еще

раньше. А когда, кстати, стала известна сия счастливая новость?

— Дней пять назад.

— Охренеть. Чего ждала?

— Как чего? — развеселилась она. — Готовилась. Я ж не кофе шла попить, а замуж за тебя выйти. К тому же я сразу пошла к

своему врачу, потом кое-какие анализы сдала, потом УЗИ сделала. Не сказала вчера, потому что знала, что начну реветь. А

у нас был бы секс, если бы я вчера сказала?

— Наверное, — хмурится Гергердт, — но не такой.

— Во-о-от, а мне нужен такой. Очень хотелось. Ну хоть разочек. Я же соскучилась.

— У нас это было не разочек.

— Но все хорошо же. И врач сказала, что все хорошо. Просто нам нужно быть осторожными.

Гергердт вздохом выражает все свое недовольство.

— Ладно. Что там с датой? Придумала?

Таинственная улыбка загорается на ее лице:

— А ты помнишь, когда я к тебе жить переехала?

— Помню.

— Я хочу регистрацию в этот день.

— Третьего ноября? Мармеладка, слезь с люстры, ребенка надо в браке родить, ты же не слониха год вынашивать.

— Так я и не про будущий ноябрь говорю. А про ноябрь прошлого года.

Гергердт молчит некоторое время и усмехается:

— Я тащусь, дорогая редакция. Вот это заявочка.

— Да-да. Ты же говорил, что можешь сделать для меня что угодно. Вот и сделай. Я была счастлива с тобой все эти дни и не

хочу ничего начинать заново. Не надо мне новое счастье — все с чистого листа. Верни мне мое «старое» счастье. Мы жили

как семья. Разве нет?

— Если тебе это так важно, — соглашается Артём. — Если ты так хочешь. Мне правда все равно, какое число будет стоять в

штампе и свидетельстве.

— Очень.

— Если уж отматывать, то дальше. Не третье ноября, а тот день, когда я тебя на машине переехал. Ты уже тогда была

обречена.

— Точно. Ты бы от меня не отстал.