Мужчина взял со стола небольшой сверток и, сломав на нем печать с оттиском в виде трехголовой ящерицы с крыльями, прочел:
«Приветствую тебя, Кощей.
Пишу не праздности ради, а дела для. Возникло у меня к тебе дело неотложное, да столь важное, что надобно лично с тобой встретиться. К тебе
не полечу — людей напугаю, так что жду тебя в своем замке. Будем разговоры говорить, да думы думать, как нам быть, и как в накладе обоим не остаться.
С почтением, Змей Горыныч.»
— Вот ведь умеет он сказать так, что, вроде, ничего и не сказал, но заинтриговал так, что и правда теперь узнать захотелось, что же ему понадобилось. — почесав подбородок, произнес Кощей.
— Будет договариваться о том, как бы твою новую кухарку умыкнуть! — хохотнуло отражение.
— Не-е-е, это вряд ли, захотел бы, уже умыкнул — ему не впервой. Тут что-то другое, никак не связанное с моей нынешней кухаркой.
— Вот честно. Я буду долго смеяться, если он тебя к себе пригласил именно из-за этого. — не унималось зеркало, хохоча.
— Да ну тебя, не будет он по таким глупостям меня к себе звать! — начал уже злиться Кощей. — Он никогда мне писем прежде не писал, а значит, нужно и правда что-то серьезное обсудить.
— Ну-ну, — скептически хмыкнуло отражение, улыбаясь лишь одним уголком губ. — Потом только не забудь рассказать, для чего он на самом деле тебя к себе звал.
Мужчина лишь отмахнулся от него и, встав со своего стула-трона, пошел собираться в дорогу — путь до замка Горыныча не близкий, поэтому выдвигаться нужно, как можно быстрее.
Буквально через полчаса Кощей уже гордо восседал на помолодевшей лошади, выезжая за ворота своего замка, и даже не подозревая, что за его отъездом наблюдает ну о-о-очень довольная Серафима. Кажется, зелье Ядвиги уже начало действовать!
Едва солнце закатилось за горизонт и не виден уж стал далёкий силуэт самого ужасного из ужасных злодеев, как две шкодливые фигурки решили крадучись пробраться в его покои.
— Разве можно пробираться в комнату хозяина, когда его нет в замке? — прозвучал один голос.
— Брось, разве тебе никогда не приходилось бывать в чужой комнате? — ответил ему другой. — К тому же, на долго мы не задержимся, только одним глазочком посмотрим и всё. Я тебя уверяю — не пожалеешь!
— Слушай, Леопольдыч, ты это… уверен? Если Кощей прознает, что в его отсутствие мы приходили в его опочивальню, боюсь, нам могут всыпать по первое число.
— Так кто ж ему скажет-то? — спросил кот, вальяжно вышагивая по тёмной комнате. — Не понимаю, зачем всё время держать окна зашторенными? Темень такая, что хоть глаз коли…
— Хы… нахватался ты от меня словечек… — хохотнула Люба, протискиваясь между котом и дверью.
— Сима, ты тут? — тихо позвала она, прислушиваясь к густой тишине. — Сима…
В ответ на зов, в глубине комнаты, ворвавшимся в чужие покои, раздался приглушённый и немного смазанный смешок.
— Странно, — пробормотал котейка, — я думал она точно здесь, из замка ведь не выходила. В комнате нет, в саду тоже нет. Если и здесь не окажется, тогда вывод один — Кощей в дорожную сумку запихал да с собой увёз.
— Вот же гад… — прошептала поражённая Любаша, впадая в настоящую истерику. — Меня хотел в курицу обернуть, а покалечил Симочку…
— Да погоди ты, закудахтала! — оборвал её Васька и, вырвавшись вперёд, отправился исследовать территорию. — А, вдруг, она тут заснула?
— Да за кого ты её принимаешь? — тут же встала на защиту чести подруги блондинка. — Да чтобы сама Серафима да уснул в мужских покоях — не бывало такого!
— Да успокойтесь вы, тут я. — раздался из глубины комнаты смеющийся голос потеряшки. — идите сюда.
— Следуйте за мной, уважаемая Любаша! — пафосно выдал кот и первым двинулся на звук голоса.
— Хорошо тебе, ты ведь кот, в темноте видишь так же, как и днём, а я-то обычная кощеевская кухарка… — постанывала Люба, периодически втыкаясь во что-то. — Василий, ой… Леопольдыч…
— Любаш, ты где там застряла? — послышался голос подруги. — Иди скорее, скоро самое интересное начнётся.
— Что интересное? — прошептала Люба и шагнув ещё пару раз оказалась на слабо освещённом пятачке. Серафима в ворохе подушек, словно турецкий султан — скрестив ноги, восседала на полу напротив большого зеркала, от которого исходило слабое голубое свечение.
— Присаживайся, — икая произнесла Сима, — ты даже не представляешь, какое замечательное зеркало. А уж какое занимательное кино оно мне показало!
— Кино? — оживилась Любаша, занимая свободную подушку. — Как я соскучилась по сериалам… — протянула она.
— Тихо, Люб, смотри Кощей красоту наводит. — хихикая и хватаясь за животик, хрюкнула Сима.
— Ой, подруга, так он же толстый! — охнула кухарка. — Это ж сколько он всего сожрал, пока мы у Ядвиги зависали?
— Совсем немного — пару фруктов.
— Так это фрукты с его волшебного сада? Господи-Боже… ой, ой, Симочка, оброс-то он как?! Так ему, вражине! — сменила милость на гнев блондинка. — Будет знать, как бедных женщин обижать…
— Ага. — поддакнула подруга, давясь смехом. — Смотри, смотри, опять что-то в рот тянет. Эх, родимый, не говорила тебе мамка, видно, что нельзя в рот каку всякую тянуть.