Переписка 1826-1837

Слава богу и Горголи, ты на месте, дома без беды. Хорошо же ты загулялась. Если ты прожила 12 дней в Пензе, то я могу прошататься 12 месяцев; во-первых я муж, а ты жена, следовательно, мне всё можно, а тебе почти ничего, после этой причины другие не нужны. А смерть хочется, приехав, с Вами поздороваться и распроститься, возвратиться в июне в Петербург и отправиться в Лондон на пироскафе, из Лондона недели на три в Париж, а в августе месяце быть снова у твоих Саратовских прекрасных ножек, смотри же у твоих, а не у ножек умытых. Вчера были мы у Жуковского и сговаривались пуститься на этот Европейский набег: Пушкин, Крылов, Грибоедов и я. Мы можем показываться в городах как Жирафы, или Осажи — не шутка видеть четырех русских литтераторов. Журналы верно говорили бы об нас. Приехав домой, издали бы мы свои путевые записки: вот опять золотая руда. Право можно из одной спекуляции пуститься на это странствие. Продать заранее ненаписанный манускрипт своего путешествия которому-нибудь книгопродавцу, или например Полевому, деньги верные. Не так ли, моя сударушка? Рассудок, или лучше сказать любовь моя к тебе держит меня за полу, а [-] [174] и ноги так и зудят. В два месяца собрать воспоминаний на десять лет, материалов на два тома in-8 [175]. Да это клад карманный и сердечный. Вы видно очень поладили с Горголи. Он сюда пишет о тебе старухе Вяземской, у которой был я сегодня и видел красный-день Завадовскую. У нее видел я и Голицыну, la princesse Michel, la princesse de Charenton [176], бывшую Шувалову. Она меня позвала к себе на вечер и мне жаль, что я с нею поздно познакомился. У нее [177] мне очень понравилось. Она презабавная и преживая, молодая хозяйка Голицына — Балк очень мила, другая Голицына — Суворова также показалась мне, или только послышалась очень мила и приветлива. Я с нею не знаком. Встретил я там Юсупову, саратовскую Голицыну, которая на лето едет в Ревель. Он выезжает в четверг, если не солжет, возьмет от меня несколько посылок. Хорош Ваш Сабуров. Я нарочно заезжал к нему, оставил записку, прося его дать мне знать когда поедет, и он уехал, не сказавшись мне. Ты меня раззорила своими покупками, тем более, что покупая для тебя твои перкали, бук-муселины, соблазнился и я, и накупил для себя разной дряни. Слава богу, свадьба в пятницу, то есть, 27-го. Мне душно здесь, я в лес хочу. Мне душно здесь, в Париж хочу. Пушкину отказали ехать в армию. И мне отказали самым учтивым образом. Только и разговора, что об La Roche-Jacquelin [178], сыне героини. Он, говорят, едет волонтером. Я видел его издали в театре. Он едет 24-го. Pétersbourg est devenu la Vendée. La Roche-Jacquelin est son héros [179]. У Голицыной видел я Polier [180], мужа Шуваловой. Высокий, видный, черноватый мужчина. Что-то в роде Риччи. По последним известиям княгине Софье Волконской лучше. Княжна Алина вероятно приедет летом в Одессу, где будет отец ее. Твой приятель St-Priest [181] застрелился; говорят, в Италии, в Риме, в церкви в самое светлое воскресение. Впрочем эти подробности слухи, а самоубийство его, кажется, достоверно, по крайней мере графине Остерман уже объявили о его 13 смерти. Рассказывают, что он проигрался, другие, что он был влюблен в Юлию Самойлову, узнал о ее измене и проч. и проч. Вероятно, всё это шитье по канве; по несчастию канва есть, то есть смерть. Вчера слышал я и о смерти своей приятельницы, Нелидовой. Ты знаешь ли, что и муж ее умер. Нелидова была в Польше, больна горячкою, узнала нечаянно о смерти мужа, и болезнь ее усилилась. Вот как мне сказывали. Был у меня Кожухов, говорит о своей невинности, о своем несчастии: впрочем, несчастлив он, во всяком случае. Дело его уже более года продолжается и не кончается. Дочери его в пансионе у Madame Jarni [182]. Он, кажется, отдает их сюда в институт. И я ему то же советовал. В их положении нет им лучшего пристанища. Здесь Шепелев, едет также в Константинополь; я его еще не видал, но завтра буду обедать с ним у Кутайсовой. Он говорит, что едет на войну для детей; разве с надеждою, что его убьют, и что смерть его спасет имение от совершенного расстройства. Кутайсова-мать говорила ему, что он едет в армию маркитантом, vivandier [183]: и в самом деле, вероятно проку только и будет, что станет он кормить и поить главную квартеру. Вчера выехал великий-князь. Государь выезжает в середу, государыня в пятницу. А я когда? Бог весть, а скоро, особливо же, если поеду в Париж через Мещерск. А право брюхом хочется в Париж, но не ниже, следовательно, не ревнуй. Надобно же мне утешиться, что не берут в Царь-Град: я свой найду Царь-Град в Париже. То Константинополь, Стамбул, а настоящий Царьград Париж, после Пензы, или прежде Пензы, или рядом с Пензою; а особливо же на моей карте сердечной, потому что рвусь и в тот и в другой город и никак не желал бы отправиться в Париж, не заехав в Пензу. 24-го. Вчера был я у Новосильцовой-Апраксиной: она приняла меня, но я слышу, что доктор ее отчаивается в ее жизни. Она в сильной чахотке, однако же собирается в Ревель. Обедал я у Кутайсовых с Шепелевым и Дурновой, которая говорит que vous êtes très jolie [184]: неправда ли, что она очень мила? Хотя только глаза остались у нее прежние, а то всё прочее скомкалось. Шепелев едет на войну, для него настоящий военный пир, со всею горячностью буйной молодости. А меня на этот пир не пустили. От того-то я на других и скалю зубы. Пушкин с горя просился в Париж: ему отвечали, что как русский дворянин имеет он право ехать за границу, но что государю будет это неприятно. Грибоедов же вместо Парижа едет в Тегеран чрезвычайным посланником. Я не прочь ехать бы и с ним: но теперь мне и проситься нельзя. Эх, да матушка Россия! попечительная лапушка ее всегда лежит на тебе: бьет ли, ласкает, а всё тут, никак не уйдешь от нее. Я тебя замучил своими недомолвками и жгу твое любопытство на малом и на большом огне. Ну так узнай же всё, слушай: Киселев, как был здесь, втянул меня в желание проситься быть при нем. Он взялся за это, думая, что дело не повлечет за собою никаких затруднений: начал, и затруднения обступили. Между тем он уехал и поручил мне кончить с Бенкендорфом. После нескольких переговоров незначительных и о коих писать нечего, подал я Бенкендорфу письмо, и вот ответ его. Своего письма вероятно не пришлю тебе, лень списывать, да и главное в ответе. Мне тут больно, что я в ином не поступил по собственным вдохновениям, а следовал советам приятелей: советы эти не помогли, потому что дело не состоялось; следовательно и по моему было бы не хуже. Я сперва хотел писать прямо к государю и писать прямо; меня своротили на Бенкендорфа, он человек добрый, я в этом уверен: но что может быть у нас с ним общего и зачем мне ехать на Бенкендорфа, когда дорога моя на Россию и на царя? Удивляюсь неудаче своей и не понимаю ее. Понимаю, что государь не хотел бы принять меня в службу, но раз соглашаясь 14 принять: не хотеть дать мне такое-то, или другое место, дело странное. Впрочем, я тут не узнаю государя, то-есть могущества его, а вижу только мелкие предубеждения и возню нижних чинов. По крайней мере, мне известно, что хотя я весьма немногим говорил о своем желании и то необходимым, в то же время все государственные мужи знали о нем и без сомнения все перечили. Я имел случай узнать на верное, что наш возлюбленный племянник, вице-канцлер и действительная свинья, Нессельроде, был в этом деле одним из моих противных ветров, то есть попросту [-] отца своего. Бог с ними! Я тут собою доволен тем, что это мне крови не вскипетило и не взбудорожило желчи: стало я стал благоразумнее, или здоровее, и то и другое очень хорошо. Теперь мое дело сделано: я возвращаюсь в ряды бездейственной, но грозной оппозиции. У нас ничего общего с правительством быть не может. Je n'ai plus ni chants pour toutes ses gloires, ni larmes pour tous ses malheurs [185]. Ответ Бенкендорфа похож на жеманство старой [-]: je ne sais pas filer le parfait amour et surtout avec le gouvernement [186]. Сказав свое мнение о недоброжелателях, что скажу о доброжелательных приятелях: в них нашел я точно горячее желание, но большую трусость в исполнении. И после того, они удивляются, что трудно делать у нас добро. Да, я думаю, будет трудно, когда малейшая морщина на печеной роже Нессельроде кажется им грозною тучею. Они хотят провести немощного приятеля через дорогу и точно желают от доброй души: но вдруг видят на дороге щепку и обращаются назад, боятся заносить ногу, говорят приятелю, подождем: неравно ты заденешь эту щепку и упадешь, хуже будет. Вот что со мною было. Аминь. Чтобы доказать тебе, что я лучший родственник, чем Нессельроде, спешу сказать тебе, что я послал по почте тетушке Кожиной пластырь, о котором мне она писала. Куда хочет она приложить его? Вчера умер князь Салтыков, муж Катиши Долгоруковой, кажется, после тяжкой и долговременной болезни. Говорят, он для жены ничего не сделал, то-есть не только при жизни, но и по смерти. Государь выехал вчера в ночь. Государыня едет сегодня. Веймарскую Марию Павловну ожидают сюда на днях. Наконец наша свадьба завтра. Я рад, что уже не будут встречные и поперечные спрашивать у меня сто раз на день: когда же Ваша свадьба? Кажется, в городе много было толков об ней за медлением. Мицкевич здесь: тоже хочет проситься в чужие краи для поправления здоровья; но вероятно и ему откажут: такая полоса. Ты найдешь перевод его последней поэмы в Московском Вестнике. Он сказывал мне, что у Зенеиды начинают немного распеваться. Я послал к саратовскому Голицыну покупки для тебя, и вот счет Английского гамазея. Барышни уверили меня, что там купить вернее, а я уверяю их, что они пополам с англичанами хотели поддеть меня на верное рублей на 50 лишних. Всё приданое висит и лежит теперь на виду. Говорят, что во всем много вкуса, а для меня во всем много грусти. Невесте, однако же, кажется весело смотреть на свое добро. О женщины! когда в Вас есть ребячество, то никакое дитя не перещеголяет Вас. Третьего дни был для меня великий день: давали Gazza ladra [187] и хотя не Замбони играл роль отца и не он сказал: nepur l'estreme amplesso, questo troppo crudeltà [188] (так ли, Матушка Ваше сиятельство, ученица г-на Галли?), а я был в восхищении. Дебютантка, здешняя певица Шауберлекнер, была в роле Нинеты, голос у нее хорош и приятен, есть искусство, но грудь слаба и на нее надеиться нельзя. Марколини в роле отца был хорош, хотя он еще и новичек на сцене и в пении: но маркиз Николини в роле Перуцци мне вовсе не нравится. В первый раз видел я театр полный и публику жаркую. Прощай, моя душа. Постараюсь еще прислать тебе с Голицыным тюль для Прасковьи Юрьевны и твои очки и твоему любовнику. 15 Благословляю и цалую Вас от всей души. Когда обойму на яву? Пора, пора. А куда же после поеду? Бог с Вами и со мною.