В 11 секретарь объявляет: «Вызываются помощники Генерального». Потом некоторое время спустя: «Приглашенные на первый вопрос». Начинается круговорот между залом заседаний Политбюро и «предбанником» — идет назначение кадров.
Остальные приглашенные рассаживаются кто как может — за круглым столом, на стульях, расставленных вдоль стен, или стоят кружком, оживленно беседуя о своем. Мы с Огарковым садимся за стол, и он расспрашивает меня о Швеции, как она выглядит и отличается ли Стокгольм от Женевы. Но больше всего его интересует шведская охота за подводными лодками. Это что — все серьезно? — спрашивает он. Я рассказываю и Огарков укоризненно качает головой:
Пили чай с баранками — с большими, тонкими и чуть сладковатыми. Такие водились только в Кремле или на Старой площади. Председатель Госплана Байбаков вспомнил, что при Сталине в уголке стоял столик, на котором всегда были бутылки с коньяком и рюмки, чтобы «причаститься». Но Огарков отнесся к этому скептически:
Время тянулось медленно. За закрытыми дверями уже больше часа обсуждался третий вопрос. — «О дальнейшем совершенствовании управления». За нашим круглым столом сетовали: разве мыслимо эффективно управлять страной, когда у нас больше ста министерств. Огарков заметил, что во время войны Сталин, чтобы устранить неразбериху оставил в Минобороны только двух замов. А теперь их 15. Вообще имя Сталина в «предбаннике» упоминалось часто и с уважением.
Неожиданно Огаркова, Ковалева и меня позвали на рассмотрение шестого вопроса — «О результатах встреч и бесед товарищей К.У. Черненко и Д.Ф. Устинова с министром обороны Польши Ф. Сивицким». Причем позвали не с самого начала, а уже в ходе его обсуждения. Мы вошли в зал, когда говорил Генеральный. Он сидел в председательском кресле и монотонно читал по бумажке что— то о нерушимой дружбе братских социалистических стран Польши и Советского Союза. Но кончив читать, не замолчал, а стал говорить — многословно, захлебываясь в словах и размахивая руками:
Седьмым и восьмым вопросами стояло сообщение Громыко о заседании Комитета министров иностранных дел Варшавского Договора в Будапеште и о его визите в Венгрию. Прочитав все, что нужно было сказать о братской дружбе, по бумажке, Громыко тоже вдруг ударился в воспоминания, что с ним случалось крайне редко.
Вот так члены советского руководства знакомились с жизнью соседних стран.
Наконец настал черед моих дополнительных указаний. Но они не обсуждались. Черненко просто сказал, что их можно утвердить. Однако потом как бы спохватился: