Перелет

После казни, когда была констатирована смерть приговоренных, я должен был произнести назидательную речь перед солдатами взвода, приводившего приказ в исполнение. Предполагалось, что я должен был им сказать, что таков удел всех предателей родины. Но, находясь в состоянии глубочайшего потрясения, я сказал: «Помолимся же за упокой души погибших братьев наших!»…

Глава восьмая ШОПРОНКЁХИД

ИЗ ДНЕВНИКА ПАЛА АЛМАШИ: «Спустя три дня после казни Яноша Киша и его товарищей, 11 декабря, в понедельник, во второй половине дня, в тюрьме начался переполох. В это время я находился в одной камере с Реваи и Макай; приблизительно в половине третьего нас вывели в коридор. Мы догадались: нас вывозят из Будапешта, вокруг которого смыкалось кольцо блокады. Вся вторая половина дня прошла под знаком томительного ожидания. Было уже довольно поздно, когда мы сели в стоящий перед зданием тюрьмы автобус. В машине должны были везти человек 30–40, среди них я увидел знакомых, но были и «посторонние». Офицеры, солдаты, штатские. Когда автобус был заполнен, несколько солдат вывели Эндре Байчи-Жилински. Последний раз я видел его тогда, когда нас выводили из зала суда. Походка, манера держаться остались у него прежней, он грустно улыбнулся, приветствуя нас. Часов в десять вечера мы тронулись в западном направлении. Нам удалось узнать у охранников, что путь наш лежит в Шопронкёхид. Но поехали мы не по Венской автостраде, а по дороге, проложенной между горами Яноша и Харш. Шоссе на Вену обстреливала советская артиллерия. Когда мы были в окрестностях горы Харш, завыли сирены воздушной тревоги. Несколько часов наш автобус простоял на безлюдном шоссе, окаймленном с обеих сторон лесом. Охранявшие нас солдаты были настроены весьма благодушно, они позволяли нам разговаривать друг с другом и даже выходить из автобуса. Мы «подружились» с охранниками после того, как один из них сообщил «дядюшке Банди», что он из Тарпы. Байчи-Жилински дружески разговорился с юношей, который вскоре совершенно ясно дал нам понять, что, если господин депутат направится в лес, солдаты не станут в него стрелять. Мы начали уговаривать Байчи-Жилински воспользоваться этой возможностью и спасти свою жизнь для будущей Венгрии. Ведь не только он сам, но мы все были уверены: нилашисты его не пощадят, в Шопронкёхиде его ждет верная смерть. Но Байчи-Жилински был неумолим. «Своей смертью я хочу показать стране, что значит быть верным долгу, — заявил он. — Янош Киш и его соратники казнены, я не имею права остаться в живых». Напрасно мы уговаривали его. Дядюшка Банди твердо решил принести свою жизнь в жертву великому делу. Вскоре прозвучал отбой. Мы сидели понурив головы, но человек, у которого, казалось, были все основания для уныния, ведь он был таким же существом из плоти и крови, как и мы, и не хотел умирать, именно он взял бразды правления в свои руки. Эндре Байчи-Жилински затеял спор по вопросам экономики, культуры и политики Венгрии. А ведь среди нас были люди, придерживавшиеся различных взглядов на эти вопросы. Дискуссия продолжалась несколько часов, причем интеллект Байчи-Жилински позволял ему одерживать одну победу за другой. Я чувствовал себя сидящим на галерке парламента и слушающим его выступление с трибуны Национального собрания. Наконец, когда спорщики выдохлись, он своим приятным баритоном затянул песню «Я вспахал императорский луг…».

— Дядюшка Пали, ваши воспоминания об этих событиях, вышедшие в 1969 году, кажутся мне самыми человечными и живыми.

Кальман Реваи в своем дневнике об этих событиях написал следующее: «Нас провели между двух шеренг конвоиров. Автобусы набили заключенными и охранниками. Байчи-Жилински, Макай, Алмаши, братья Коцкаш, Сентмиклоши, Абафи, Д. Маркош, И. Тот и еще множество хороших людей разместились в одном автобусе. Не успев двинуться в путь, мы стали обсуждать вопрос о том, как нам организовать побег дядюшки Байчи. Он должен бежать, иначе его непременно казнят. Но сам Эндре Байчи-Жилински и слышать не хотел об этом. Он решил пожертвовать собой! Он был убежден, что эта жертва нужна родине».

А вот как описал этот эпизод Шандор Шаркёзе.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ШАНДОРА ШАРКЕЗИ: «В начале декабря на заседании Комитета освободительного восстания Дёрдь Палфи планировал, что несколько человек нашей батареи — Лайош Халаш, я и группа солдат — попытаются освободить находившихся в тюрьме на проспекте Маргит руководителей движения Сопротивления.

Был разработан план, согласно которому 9 или 10 декабря две батареи откроют огонь по площади Сены, чтобы парализовать движение транспорта, после чего группа военных должна будет напасть на охрану тюрьмы, освободить заключенных и укрыть их в надежном месте, неподалеку от нашей батареи.

Но существовал и другой вариант, do которому арестованных должны были освободить во время переезда. Мы уже тогда знали, что их должны отправить в Шопронкёхид по Венскому шоссе.