А я вот думаю — нормально им приходилось. Потому как они с рождения были воспитаны другими охотниками и самой тайгой. Они с малых лет назубок вызубрили суровые законы и знали, как действовать в любой ситуации — будь то мороз под пятьдесят или встреча с медведем шатуном. Они знали, что делать если провалишься под лед, знали, как срочно обсушиться, как отыскать еду в зимнем лесу, как уберечься от обморожения.
И не просто знали. Знание без умения ничего не дает. Это пшик. Фикция. Любой, кто бравирует своими знаниями, но не обладает в этой области практическими умениями — просто хорошо эрудированный придурок.
Охотники же не просто знали, а еще и умели это делать. Причем делать обыденно и привычно. И не считали свои знания и умения чем-то выдающимся.
Это и была главная истина, что открылась мне, когда я глядел в искаженное лицо вмерзшего в лес старика. Старик не был готов. И поэтому погиб. И сейчас, оглядываясь назад, я понимаю — нам, выпавшим из рухнувшего на холм тюремного креста, попросту повезло добрести до Бункера.
Истина проста. Если я хочу выжить и добиться своих целей — я должен стать своим в этих землях. Но своим здесь не стать, если просто регулярно наведываться на охоту. Этого мало. Нужно больше рисковать. Большим жертвовать. Большее превозмогать. И учиться, учиться на каждом шагу, старательно овладевая азбукой выживания.
Поэтому я сейчас здесь.
Развернувшись, я чуть охлопал выброшенный из сугроба снег, соорудив из него что-то вроде бруствера. Подался назад и ногами вперед вполз в узкую нору, идущую под небольшим уклоном вверх. Оказавшись внутри, втащил рюкзак, разровнял снег, чуть сузил вход. И принялся обустраиваться. Этой ночью я в Бункер не вернусь. Сегодня ночую здесь — в ледяной мрачной пустыне.
Собирался ли я спать здесь?
Несомненно. Пусть вполглаза, но собирался. Мне надо привыкать к тому, что отныне я буду больше жить здесь, а не в тепличных условиях Бункера.
Но спать всю ночь я, само собой, не стану. Поэтому и не стал перекрывать вход в нору, хотя и не забыл сделать вентиляционные отверстия. Мне нужна достоверная информация о окружающей среде. Из первых рук. Я должен увидеть все собственными глазами. А мое тело должно почувствовать на себе все «прелести» долгого и неподвижного пребывания в минусовых температурах. Сколько сейчас? Минус двадцать? Еще холоднее? Такого мороза я не боялся. Я похож на кочан капусты — столько на мне различных по толщине и материалу слоев. Две футболки, байковая рубашка, шерстяной свитер с высоким горлом, сверху еще одна просторная рубашка, потом жилетка и только затем верхняя одежда. На ногах — тройной слой защиты. Ступни в двух носках, а сверху портянки. Большую часть лица прикрывает шарф. На голове шапка, а сверху все прикрыто капюшоном. Мне более чем уютно. Да и лежу я на толстой меховой подстилке, а сверху еще одна белая. Под рукой термос с чаем. В желудке еще осталась кое-какая еда, а в рюкзаке отыщется немало белка и углеводов.
Лежа, я наблюдал за происходящим у Бункера. Изредка, когда пригрелся, начал проваливаться в дремоту. Ненадолго. Засыпал на полчаса-сорок минут, выставив внутренний будильник. После пребывания в тюремной келье сложно мне с этим не было. Просыпаясь, некоторое время наблюдал за окрестностями, отслеживая любое изменение и движение.
За несколько часов увидел немало.
Двух медведей. Один прополз совсем рядом, и я невольно схватился за острогу. Тут не требуется уходить далеко, чтобы охотиться — куда проще отлежаться в безопасном логове у скалистой стены и дождаться появления жертвы.
Снежные черви — этих было много. Они крутили настоящие хороводы, подолгу задерживаясь на моих исчезающих следах. Но по цепочке следов черви не пошли — ни в одном из двух возможных направлений. Этого я ожидал — обладай черви навыками следопытов, я бы натыкался на них каждый раз при выходе из Бункера. Уверен, что главный источник из чувств — обоняние. Запах крови они учуют на большом расстоянии — чем-то схоже с акулой. Да и медведи червям под стать — действуют по тому же принципу.
А вот летающие черви совсем другие… Если я прав — эти кошмарные твари больше полагаются на глаза и не только видят сквозь вечно бушующую здесь пургу, но и различают цвета. И это логично — какой у них шанс понять откуда исходит запах? В небе сплошная мешанина воздушных потоков, что безжалостно рвут на части облака и туман, растаскивая клочья в разные стороны. Запах учуять можно. А понять откуда он пришел — невозможно. Остается надежда только на зоркие глаза.
И это еще одна причина моего текущего пребывания в сугробе.
Бункер.
Он существует уже долгие годы. И рядом с ним часто появляются вкусные люди. Если у червей есть хотя бы зачатки сообразительности — они поймут, что им выгодно крутиться неподалеку. Ведь всегда есть шанс наткнуться на очередного недотепу в яркой одежде. Это же касается всех остальных — червей и медведей. Они питаются человечиной и друг другом. И я хочу понять, насколько развита у них «соображалка».