переКРЕСТок одиночества 2

Обойдя сугроб, чуть постоял, оглядывая исчерканный змеиными следами снег. Отойдя чуть в сторону, снова вгляделся. И наконец-то увидел — едва-едва заметную, уже почти заметенную тропинку. Даже не тропинку, а так — просто цепочку человеческих следов. Либо прошли всего раз, либо старались наступать на свои же следы. По этой цепочке я и последовал — но, само собой, не прямо по ней, а двигаясь на максимальном удалении. Будь я здешним обитателем — обязательно бы наблюдал за подступами к родному дому и особое внимание уделял бы уже хоженым мною же тропинкам. Однажды пройденный отрезок в голове начинает прочно ассоциироваться с тропинкой, а то и удобной дорожкой. Это инстинкт. Нас тянет ходить проторенными путями. Потому что это удобно и знакомо. Мы всю жизнь ходим одними и теми же улицами, выходим на одних и тех же остановках, посещаем одни и те же магазины. Мы знаем каждую трещину, пятно и щербинку на любимых и привычных дорожках. Мы даже наших собак приучаем гулять в одном и том ж месте и по одним и тем же дорожкам. И наблюдаем мы в первую очередь за известными нам самим путями и дверями. Поэтому зачастую штурмовики входят не через дверь, а в окно или даже сквозь потолок.

Но я не штурмовик.

Я пытливый и осторожный одиночка охотник пытающий не сдохнуть в этом заснеженном мире у подножия Столпа, что одновременно и спящий Апокалипсис, и всегда светящий ласково ночник, разгоняющий кромешную тьму.

Вход я разглядел не сразу.

Помог вытоптанный пятачок рядом с неплохо замаскированной дверью. С первого раза не разглядишь даже вблизи. Лишь постояв рядом, скользя взглядом по сходящимся сюда трем тощим тропинкам, поднимаясь глазами от пятачка, заметишь снежную шарообразную пристройку с крайне узкой щелью закрытого чем-то белым входом. Это не крест. Вроде бы нет. Скорее нечто вроде сложенной из снежных блоков пристройки. Причем сложенной давным-давно и с тех пор ее затерло, отполировало и замело снегами, превратив в часть ландшафта. Этот малый сугроб примыкал к куда большему по размерам. Стоило примерно оценить его размеры, и я понял — вот он. Нашел. Не ошибся. На склоне холма на самом деле лежал рухнувший с небес тюремный крест.

Открытие вполне ожидаемое.

Что теперь?

Теперь нечто еще более ожидаемое — знакомство с хозяином, хозяйкой или хозяевами. Главное не допустить грубейших ошибок. И в первую очередь речь не об интонациях или словах, а о том, чтобы не соваться в эту столь мирную пристройку.

Я чуть помедлил, прикидывая, алгоритм действий.

Я могу задержаться и неспешно осмотреться. Даже по мусору и отходам жизнедеятельности можно понять примерное количество здешних обитателей. А также выяснить их рацион — хотя тут все максимально очевидно.

Могу проторчать снаружи еще несколько часов и подстеречь одного их них на выходе. Повалить, оглядеть, поговорить, убедить, что пришел с целями мирными, отпустить, отойти в укрытие и подождать итога. Но люди порой такие обидчивые… повалишь его, а он затаит злобу, возьмется за припрятанный обрез с зарядом картечи.

Голос подавать тоже небезопасно.

Да все тут небезопасно. Я не знаю ничего о тех, кто по какой-то причине обособленно живет, а скорее выживает в руинах упавшей тюремной кельи. Судя по пристройке, привычности действий — тут все давным-давно налажено. Давно здесь обитают. Знают ли про Бункер? Вполне могут и знать. Но на контакт почему-то не идут.

А если это не сидельцы?

Кто если не они?

Да тюремщики. Есть же у тюремщиков обычный летающий транспорт. Не единой телепортацией же перемещаются. И вполне логично, что их летающие машины таких очертаний что и тюремные кельи — я сам тянул тюремную лямку в старом «горбатом» кресле с замаскированной на спине рубкой управления. У хозяев здешней планеты дела идут не очень хорошо. Не удивлюсь, если упавший тюремный транспорт даже не искали. Или искали, но не нашли.

А если…

А что…

А как…

А затем…

Возможно…

Или стоит попробовать…

Обостренный опасностью и легким голодом, взбудораженный подтверждением гипотезы и сгорающий от любопытства разум подкидывал вариант за вариантом. И каждый стоил рассмотрения. И на каждый требовалось время.

Нет уж.

Покинув синеватую густую тень большого снежного бугра, я крайне осторожно приблизился к заметенному снегами кресту. Снял с плеча рогатину, и несколько раз с силой ударил по белому материалу. Зрение не обмануло — это оказался пластик. Промороженный, подвешенный, он прогрохотал оглушительно — даже на фоне не утихающего шума ветра и злобного шипения снежной пыли бесконечно влекомой по снежным просторам.

Выждав минуту — грохот пластика немудрено принять за проказы сменившего направления ветра — повторил удары.