Перед половодьем

Они поставили ружья в угол прихожей и повесили ягдташи на гвозди. Цезарь давно утек домой, фельдшер о нем не беспокоился.

Хозяйка провела их в столовую. Длинный стол, покрытой белой скатертью, был заставлен пивными и водочными бутылями, на тарелках лежали куски колбас, остатки селедки, холодная телятина, студень. По-видимому, здесь пили долго и много. На полу валялись окурки папирос, это уж было совсем безобразно.

Студент взглянул на учительницу, ее глаза с беспокойством скользнули по опустошенному столу, русые брови чуть-чуть нахмурились. Ага! Ей это пиршество не нравится, — значит, иногда она бывает недовольна своим мужем. Действительно, здесь, как в кабаке.

Игра шла в соседней комнате.

— Зина, кто там?

Голос мужа… Наверное, он в проигрыше и сердит.

Игроки при виде новых гостей поднялись со своих мест. Их было четверо: сам хозяин, чахоточный учитель, с ярким румянцем на щеках, и остриженный наголо; начальник почтовой конторы, широколицый хохол, со стальными очками на пористом носу. Взгляд у него был немножко застенчивый, как у всех близоруких. Третий — ветеринар, маленький человечек с длиннейшими черными усами, которые он часто крутил; наконец, лавочник, почтеннейший Фома Петрович.

Студент со всеми, кроме хозяина, был знаком.

— Леонид Алексеевич! Великолепно! Нашего полку прибыло!

— Очень приятно! Очень приятно! — тряс его руку учитель, — слышал в достаточной мере о вас. А почему нет отца Андрея? Что вы с охоты?.. Очень приятно, присаживайтесь. Господа, сперва только выпить и закусить, устали, поди. Зиночка!

Учительница попросила отведать, чего Бог послал. Все переселились в столовую. Фельдшер категорически отказался от всего, но студент пропустил несколько рюмок вонючей, теплой водки. Голова закружилась.

Разговорились про охоту. Оказывается, учитель любит побродить с ружьишком по лесу, но Зиночка находит, что легко простудиться, и не пускает. Так-таки и не пускает, ничего с ней не поделаешь.

Студент рассказал о своей удаче с вальдшнепом, а почтеннейший Фома Петрович стал сожалеть, что настоящая охота переводится. Где медведи? — тридцать верст вправо, тридцать влево — и ничего. Говорят, в соседней губернии есть, но подумать только — берлога триста рублей… А-а? Триста рублей за берлогу, каково! Нет, зверь перебит — еще отец Фомы Петровича ходил на Топтыгина с рогатиной, а теперь кругом чисто… Тоже и лоси. Разве что в глухих болотах парочка осталась, да и то, чай, стреляная. Кстати, известно ли Леониду Алексеевичу, что подбитый лось плачет настоящими слезами, как умирающий человек?

— А со мной вышел, так сказать, преинтереснейший случай! — начал было фельдшер, но студент его перебил:

— Ну, все-таки еще охота не погибла.

— А со мной вышел преинтереснейший факт, — опять начал фельдшер, до неприличия впиваясь глазами в учительницу. Но студент опять его перебил, а потом перешли играть в карты; так фельдшеру и не удалось рассказать про птицу-чибис.

— Сядьте рядом со мной, вы мне всегда приносите счастье! — попросил он Зинаиду Павловну. Она, робко взглянув на мужа, исполнила его просьбу, села между ним и студентом, но руку положила не на стул студента, а на спинку его стула.

У студента было только десять рублей, тем не менее, когда ветеринар поставил в банк три рубля, и банк вырос до одиннадцати, он пошел по банку, и сорвал. Ха-ха! Теперь у него было много денег, двадцать один рубль. Фельдшер проигрывал. Зинаида Павловна не приносила ему счастья.

Очередь держать банк дошла и до него. Он вынул трясущимися руками из кошелька пятирублевую бумажку.

— Посмотрим! — сказал он, кинув ее на стол, — посмотрим.

Банк начал расти. Ветеринар проиграл, начальник конторы проиграл, Фома Петрович тоже проиграл. Стояло двадцать рублей.

В висках студента застучало, он почувствовал, как кожа его щек покрывается бледностью.

— На то, что зажато в кулаке! — сказал он прерывающимся голосом.

Странная вещь: у него была тройка пик, обыкновенно он не шел на эту карту, но тут он знал, что должен выиграть — и пошел.

— Еще карту!

Фельдшер выкинул ему семерку. Итого было десять очков.

— Еще карту!

Фельдшер выкинул туза червей.

— Двадцать одно! — торжественно процедил сквозь зубы студент, открывая карты. Да, это было именно двадцать одно, полный выигрыш.

Студент разжал кулак, в нем оказалось двадцать рублей. Банк сорван. Нет, Зинаида Павловна не приносила фельдшеру счастья! Незаметно для других она отодвинула стул, — теперь она сидела за фельдшером, обе ее руки лежали на спинке его стула: ведь он, проигрывал…

— В картах не везет, в любви везет! — сострил студент, фельдшер сгорбился, вынул из кармана записную книжку и что-то написал карандашом на вырванном листике.

— Нельзя ли послать домой… к жене? — нерешительно попросил он учителя, тот крикнул прислугу, толстую, деревенскую девушку, — и передал ей записку. «За деньгами!» — торжествующе сообразил студент.