Читаем Перед грозой полностью

А вот сам Василь Полухин значительно изменился. Казнь Тани Сатиной изменила его до неузнаваемости. Он стал бледен, похудел, постоянно нервно оглядывался, словно опасался, что вот-вот из-за угла вынырнет какой-нибудь народный мститель и всадит ему клинок в спину. Василий жил в постоянном страхе, что не могло не сказаться на его здоровье. Бургомистр начал часто болеть, подолгу не вставать с постели. Ночами ему снились площадь, заполненная до отказа людьми, и слышался жадный шепот за спиной.

– Убьет…Неужто решится…

Голоса эти преследовали его везде, и когда он сидел за своим столом в кабинете, когда ел, спал или инспектировал деревни поблизости. Они не выходили у него из головы, звуча предательски страшным набатом в ушах, а перед глазами стояло умиротворенное спокойное лицо совсем молодой девушки с петлей на шее, которую он когда-то собственноручно казнил. Это сводило его с ума, заставляя каждую ночь просыпаться в холодном поту, ожидая неминуемой кары.

В эту ночь ему снова не спалось…Он долго ворочался на кровати с бока на бок, но сон не приходил. Жена, спящая рядом, давно уже наводила на него тоску своими осуждающими взглядами, невольными уколами нечистой совести, которые, впрочем, вскоре ею забывались, с достатком компенсируясь довольно большой зарплатой бургомистра, приходящей в марках.

Василь вздохнул и тихо встал, боясь разбудить женщину, которая за последние полгода стала для него совершенно чужим человеком. Он и возвращался домой как-то больше по инерции, с мыслью, что больше-то возвращаться-то и некуда. Хлебал щи. Слушал в пол уха немудреные сплетни, а потом ложился в кровать. Торопливо отворачиваясь к стене, делая вид, что спит, прислушиваясь до того момента, пока дыхание ее не становилось спокойным и равномерным. Потом вставал, одевался и долго смотрел на свое осунувшееся лицо в зеркале.

Сегодня ночь ничем не отличалась от сотни других, наполненных стыдом и отчаянием. Василь потер заросший щетиной подбородок. Мелькнула мысль, чтобы побриться. Но он отмел ее сразу. Пошарил в темноте по полкам, пытаясь найти начатую четверть самогонки, оставшуюся со вчерашнего вечера. Не нашел и быстро стал одеваться, вспомнив про припрятанную заначку в его кабинете. Молча выбрался на улицу, вдыхая морозный воздух. В этом году зима удалась, как никогда до этого! Морозы стояли под тридцать уже почти месяц. Снег укутал крыши домов еще в октябре, как раз на Покрова, да так и остался лежать. Посреди улице вытоптанная тропинка, широкий санный след, ведущий к центру села. Полухин медленно побрел по нему, упиваясь своим одиночеством. В деревне пусто и тихо, словно все вымерли, а еще совсем недавно девчата и парни с песнями и плясками гуляли по улицам, лузгали семечки, общались, веселились, находили свою любовь…Комендантский час сделал свое черное дело. После восьми часов вечера редко встретишь какого-то прохожего. С наступлением сумерек село погружается в сон, гаснут керосинки в домах, тухнут лучины до следующего дня и так без конца…

Когда-то давно он тоже был молодым. Василь оглядел знакомые улицы, где они со своими погодками лихо отплясывали под аккомпанемент гармониста. Тут он и повстречал первый раз Акулину. Ее чуть прищуренный насмешливый взгляд, четко очерченные скулы, тонкие чувственные губы и сводившая всех ребят села с ума коса…Полухин тяжело вздохнул, остановился, пытаясь отогнать нахлынувшие воспоминания. Она пела…Она прекрасно пела! Так душевно, что слезы наворачивались на глаза, даже у самых лихих ребят, не боявшихся идти на нож с голыми руками. Она пела и была мечтой каждого из компании, доставшаяся его лучшему другу.

Петр…Заводила в их компании! Серьезный, солидный…Кремень, а не мужик! Из семьи кулаков, владеющий настоящей ветряной мельницей. Куда Василю было состязаться с этим молодцом? А может он и не пробовал состязаться?

Полухин замер на месте от этой неожиданно, пришедшей ему в голову простой мысли.

Это была ранняя осень, когда пожелтевшие листья еще не опали с деревьев, а погода все еще милостиво позволяет наслаждаться последними в этом году лучами теплого солнца. Петр взял Акулину за руку и прямо с вечерки увел к себе домой. Почему Василь промолчал? Почему не врезал ему со всей силы? Он и сам этого не знал…Просто отпустил, уверенный, что с Петром его ненаглядная , с которой он и заговорить-то боялся, найдет свое женское счастье. И не прогадал! Результат тому двое деток, которые подрастают в доме Подерягиных. Но как же больно, как же глупо это осознавать, особенно сейчас, когда конец жизни виден, он не за горами, а расплата приближается с каждой сводкой совинформбюро.

Ноги сами вынесли его к плетню Подерягиных. Шатаясь, как пьяный, он ухватился за длинную жердь, не чувствуя холода в расхристанном зипуне и без шапки. Он не мог бороться. Не хотел бороться с болью томящейся у него в груди, затаившейся, как кобра, сосущая изнутри все его нутро. Не в силах больше терпеть он глухо простонал, держась за свою седую голову…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза