Перед грозой

– Умереть я не планировал,– пробормотал, обессилено Гришка. Его сильно вымотал их марш по-пластунски в снегу по пересеченной местности.– Меня еще Людмила с пирогами ждет…

– Везучий человек!– похвалил его Подерягин.

– А что предлагаешь ты, Петр Федорович?– немного зло оскалился Зубов.– Вернуться ни с чем?

– Идти напролом в немецкие траншеи смерти подобно. Нам из них будет не уйти, если поднимется тревога!– терпеливо пояснил Петр.– Надо найти какую-то деревню, поселок…Что угодно! Лишь это было далеко от линии фронта. Взять языка там и вернуться.

–И на все это у нас сутки!– напомнил ехидно лейтенант.

– Значит надо ускориться.

– Ребят, а если я не могу…

– Табакин!– разозлился Прохор.

– Молчу! Молчу!– примирительно поднял руки тот.

– Думаешь, тыловики знают о расположении частей на переднем крае?– задумался над предложением рядового командир.

– Они-то как раз знают все!– коротко отрезал Петр.– Фронтовики что? Правый сосед, левый сосед, да резерв с тылу. Только штабной офицер в курсе всей картины…

– Добро!– согласился Прохор.– Только куда бежать?– он спустился чуть ниже в овраг, чтобы огонь не заметили из немецких окопов, и зажег небольшой ручной фонарик, раскрыв карту с планшетом.– Правее болота, а через восемь километров правее будет поселок Масловка.

– Туда там нам и надо!– подхватил идею командира Петр.

– Вы рехнулись?! Через все немецкие позиции? – возмутился Гришка.– Это же форменное самоубийство!

– Его-то от нас и не ждут!– когда появился хоть какой-то план, Зубов повеселел. Напоследок закинул в рот комок снега и вскочил, поправив форму. Направление на Масловку, Табакин за мной, Подерягин замыкающий. Бегом марш!

Немного поворчав, Гришка последовал за ним. Позади него, чутко прислушиваясь к шорохам ночного леса, трусил Петр. Выбираться из оврага не стали. В любом случае это была какая-никакая , а защита от любопытных глаз немецких часовых. Нагруженное боеприпасами тело с трудом прорывалось сквозь глубокий снег, доходивший местами по грудь. Слева от них мелькали фонари прожекторов-искателей, взрывались со свистом осветительные мины, но все это было направлено куда-то вперед, на узкую полоску фронта перед фашистскими позициями. Незамеченными им удалось пробраться через три линии обороны, последняя представляла собой уже сброд полупьяных солдат и довольно слабых офицеров, которые не захотели выставлять даже часовых. Из ближайшего к ним блиндажа, находившегося метрах в сорока от того места, где они укрылись, играл патефон, слышались женские смешки.

– Может их?– кивнул в сторону вышедшего пройтись до ветра немецкого офицера Прохор. Позади него стояла полураздетая женщина и что-то ему рассказывала, размахивая полной бутылкой.

– А правда меня в Германию возьмешь?– она истерично рассмеялась, сделав глубокий глоток.

– Конечно, возьму…– с сильным акцентом проговорил немец, закончив все свои дела, возвращаясь к блиндажу.

– Врешь ведь, гад!– вместе они скрылись за плотной дубовой дверью, построенной из хорошо подогнанных досок и занавешенных плащ-палаткой.

– Нет…Опасно!– прошептал Петр, оглядывая взором охотника длинные ряды траншей. Не дай бог, кто панику поднимет прежде, чем мы уйдем за линию фронта.

– Тогда бежим…– скомандовал Зубов.

– Что бежим? Опять бежим?– заканючил Табакин.– Не могу уже бежать…

– Табакин!

– Есть, бежать,– вздохнул Гришка, догоняя своего командира.

Ноги медленно наливались чугунной тяжестью. В боку закололо, сбивая дыхание, все-таки годы уже не те. Сорок лет скоро…Петр старался не отстать от молодых товарищей, иногда оглядываясь, чтобы определить, нет ли преследования. Пока за спиной было чисто. Даже слабая поземка была сегодня на их стороне, задувая следы, оставленные ими на свежем снегу. Линия фронта светилась сотнями огней, но не один из них не был направлен в их сторону.

Выбрались на накатанную колею, и стало проще. Ноги уже не утопали выше колена, а месили сырую коричневую кашицу. Сапоги давно промокли, в них хлюпало, а кончики пальцев на ногах начали ощутимо подмерзать. Петр чувствовал себя промокшим насквозь. Тело заливал пот, силы понемногу оставляли его.

– Привал…– Зубов рухнул на землю под сенью старого тополя и прерывисто задышал. Его грудь вздымалась, как разъяренный вулкан, с шумом втягивая в себя воздух. Рядом прямо в снег повалился Табакин. Заворочался и ринулся в кусты. Оттуда раздалось хрипение и надрывный кашель.

– Рвет от нагрузки…– пояснил Петр, падая рядом. Он сам чувствовал, как во время бега к нему не раз подкатывало приторное ощущение тошноты. Каким усилием воли он сдержался неизвестно, а как упал в холодный снег навалилась такая усталость, что идти блевать не хотелось, да и не было сил. Марш по глубокому снегу вымотал диверсантов до полного изнеможения. Сердце набатом отдавалось в ушах, металлическим медным привкусом появляясь во рту.

– Я больше не могу…– Табакин нашел в себе силы дойти до места их лежки и упасть.– Хоть расстреливай, Проша! Сколько б до той Масловки не было бы…

Зубов усмехнулся, приподнялся на локте, отодвигая в сторону пышную ветку ели, закрывающую нас от дороги.