Пеплом разбитые (СИ)

Баки мог бы сказать, что жаждет этого всем сердцем. Вот только методы Гермионы его не устраивают. Слишком страшно сорваться, потерять контроль, снова навредить. Вряд ли возможно ненавидеть себя сильнее, чем он ненавидит.

Гермиона, кажется, понимает его терзания. Она подходит ближе и берет его за руку. Прикосновение, которое он уже ощущал в момент пробуждения, на этот раз не обжигает, а приятно согревает. Баки хочется закрыть глаза и хоть на мгновение позволить себе прочувствовать это тепло. Но вместо этого он одергивает руку и отходит от Грейнджер на несколько шагов.

– Пожалуйста, не мешай мне делать свою работу, – просит Гермиона. – А если ты поможешь, будет значительно проще.

Она усаживает Баки на стул, садится напротив, берет палочку и, едва слышно прошептав «Легилименс», проникает в его мрачный холодный разум.

***

Баки сопротивляется изо всех сил. Он хочет выкинуть Гермиону прочь, но она, цепко ухватившись за последнее воспоминание о Зимнем солдате, упорно пробирается вглубь его сознания. Голова разрывается от боли, тела он и вовсе не чувствует, но зато слышит убаюкивающий голос Гермионы, убеждающий не противиться. «Пожалуйста» – тихо шепчет она. – «Позволь мне».

И Баки позволяет.

Возможно, череда окровавленных трупов, которые он оставил после себя, поумерит ее энтузиазм.

Но Гермиона сильнее, чем ему кажется. Она просматривает воспоминание с каменным лицом, проматывает его в обратном порядке, от конца к началу, находит момент, когда Барон Земо под видом психиатра проникает в камеру. И когда тот начинает произносить фразы активации, ловит каждое слово руками и тут же отправляет в мусорную корзину, непонятно откуда появившуюся в воспоминании.

Баки видит себя со стороны, отчаянно вырывающегося из оков, видит Земо, безмолвно двигающего губами, и Гермиону – напряженную настолько, что вены на ее шее вздуваются, а по виску стекает капля пота. Это, определенно, его воспоминание, но в то же время, оно на глазах трансформируется в другое, новое. Баки пытается осознать, как, черт возьми, такое возможно. Происходящее в его голове – в буквальном смысле – не укладывается ни в какие границы реальности. Боль настолько сильно пронизывает каждую его клетку, что Баки хочется заорать в голос, а еще лучше – размозжить голову о бетонную стену. Сознание ускользает, и чем сильнее он пытается его удержать, тем агрессивнее становится боль.

Наконец, Баки отключается.

Он не видит, как Гермиона обессилено сползает на пол у его ног, как хватает ртом воздух долгие мгновения, прежде чем находит в себе силы подняться, как она стирает кровавые ручейки, стекающие из ушей – сначала у себя, а затем и у него, Баки. Он не знает, что она делает это рукавом не потому, что так проще, а потому что магии в данную секунду в ней не осталось ни грамма. Что все доступные Гермионе резервы ушли на борьбу с сопротивлением Баки и корректировку его воспоминания.

Зато Гермиона теперь четко понимает, с чем столкнулась. И что поставленная перед ней задача оказалась куда сложнее, чем представлялось. Она чувствует: это только верхушка айсберга, и чем глубже в его недра она зароется, тем сложнее будет выбраться на поверхность. Особенно, если Баки не прекратит сопротивляться.

Так стоит ли он такой жертвы? Гермиона не может ответить на этот вопрос. Но уже сейчас знает, что не отступит, чего бы ей это не стоило. Ведь та лавина дикой агонии, отчаяния и, наконец, обреченности, которую ей пришлось испытать вместе с Баки в промежуток между фразами «Желание» и «Грузовой вагон», навсегда останется отпечатанной в подкорке ее сознания.

========== Часть 3 ==========

Реальность возвращается с первыми лучами солнца. Баки обнаруживает себя на диване у окна. Подушка неудобно подпирает плечо, клетчатый плед норовит сползти на пол, а колышущаяся от легкого ветра занавеска неприятно ерзает по лицу. Барнс раздраженно отмахивается от ткани и пытается разлепить веки. Глаза пекут так, словно в них всыпали раскаленный песок, а голова буквально раскалывается от боли.

Он пытается восстановить в памяти события прошлого вечера, недоумевая, почему был в отключке так долго и как Гермионе удалось переместить его на диван. На долю секунды его охватывает липкий ужас: а что, если он сорвался? Но тут раздается шум воды из ванной, и Баки успокаивается. Затем вспоминает колдовство Гермионы, то, как легко она подняла его в воздух, как шептала заклинания и просьбы принять ее помощь. Он до сих пор может чувствовать след ее присутствия в сознании – почти как запах, но только на другом уровне восприятия.

Это все еще слишком странно для него.

– Выпей это, – Гермиона протягивает ему пузырек с зеленоватой жидкостью. Ее волосы влажные после душа, кожа слегка раскраснелась, она выглядит бодрой и полной сил.

Баки морщится, но берет флакон и залпом вливает в себя его содержимое. На вкус – полное дерьмо.

– Даже не спросишь, что это? – усмехается она.

– Плевать. Вряд ли мне станет хуже, чем сейчас.