Лечебно-философские сентенции Леонида Яковлевича не произвели на него никакого впечатления. Он не верил профессору и понял лишь одно – бесплатно его здесь никто содержать не будет.
– Леонид Яковлевич, – осторожно начал он, – благодарю за ценные рекомендации. И смею вас заверить, что хотя я и не помню многое из своего прошлого, все же я – человек слова, и согласно договору, подписанному мною только что, оплачу ваши услуги, – и подумал: «Нужно придумать себе какое-то временное имя».
В этот момент он действительно был уверен, что вопрос с деньгами каким-то образом решится, и к нему не будет никаких финансовых претензий.
– Я не сомневался в этом, – негромко ответил Леонид Яковлевич, мысленно уже решив: «В крайнем случае продам его тело по частям – на органы».
Неожиданно сзади послышался резкий звук, словно кто-то передернул затвор огнестрельного оружия. Он рефлекторно с целью самозащиты обернулся и увидел, как в шкафчике над циферблатом часов раздвинулись миниатюрные дверцы и навстречу друг другу выехали две фарфоровые фигурки. Одна из них изображала врача в белом халате и белом колпаке с красным крестом на нем, а вторая –пациента в полосатой больничной пижаме.
Фигурки сблизились и остановились лицом к лицу. При этом врач поднимал и опускал руку с молоточком невропатолога, а пациент следил взглядом за этими незатейливыми движениями.
Каждый раз, когда кукольный врач поднимал руку, слышалось громкое «Ба-ам!». Количество движений и сопровождающих их звуков соответствовало полному часу текущего времени дня.
Фабула этой простой сценки была ему ясна – изображался один из этапов диагностики с помощью хорошо известного медицинского инструмента. И все же складывалось впечатление, что непосвященному в таинства врачевания или же человеку с низким культурным уровнем могло показаться, что доктор грозит пациенту этим молоточком, а тот, в свою очередь, нервно дрожит в испуге.
Но Леонида Яковлевича в этих часах привлекало другое. А именно – вызываемый ими эффект неожиданности, особенно когда собеседник сидел к часам спиной. То есть человек, внезапно услышав позади себя резкий звук, так похожий не передергивание затвора огнестрельного оружия, и громкое «Ба-ам!», непроизвольно как минимум вздрагивал, иногда быстро оборачивался и даже издавал реплики: «Ой! Ну и напугали меня ваши часы!».
В такие мгновения Леонид Яковлевич искренне радовался, аки дитя малое, получившее в подарок новую игрушку. С серьезным видом, конечно, но внутри ликовал – шутка удалась. Он даже планировал свои встречи с новыми людьми так, чтобы они совпадали по времени с боем часов. И наслаждался.
Вот и теперь Леонид Яковлевич усмехнулся про себя, увидев, как он обернулся, реагируя на неожиданный звук, и довольно сообщил:
– Полдень, – одновременно всем своим видом давая понять, что аудиенция закончилась.
Профессор проводил его к двери:
– И главное – спокойствие, только спокойствие…
«Когда-то и где-то я уже это слышал», – подумал он.
И пока он размышлял над заключительными словами доктора, Леонид Яковлевич успел закрыть за ним дверь своего кабинета.
Он стоял в коридоре один, но недолго.
Вскоре появилась медсестра Маша:
– Присядьте, пожалуйста, сейчас Ольга Анатольевна подойдет.
Он уселся на стул возле стола поста № 4 и погрузился в безмыслие: вспоминать было нечего, а о том, что предложат врачи в будущем, он и представления не имел. Теперешнее же и совсем недавние впечатления еще обрабатывались глубоко на подсознательном уровне.
Потом его взгляд, блуждая по окружающей реальности, зацепился за силуэт в белом халате. Силуэт двигался к нему из дальней части коридора. По мере приближения он превращался в женскую фигуру и, остановившись около него, окончательно сформировался в Оленьку.
– Не устали? – спросила она, глядя на него сверху.
– Н-нет, – быстро выпалил он и поспешно встал со стула.
– На улицу еще хотите? – продолжила врач.
– Да, – обрадовался он.
– Ну что же. На сегодня мы уже все сделали. Можете отдыхать. Продолжим завтра, – приятным голосом сообщила Оленька. – А сейчас я попрошу Кондратия, чтобы он с вами вышел на улицу. Все-таки он здесь все знает и ответит на любые ваши вопросы, если какие-то возникнут.
Кондратий здесь все знает.
Сказано без преувеличения. В свои 28 лет Кондратий считается, если так можно выразиться, одним из ветеранов 15-го отделения.
Впервые он переступил порог этого заведения в 16 лет. Тот первый случай странного его поведения в школе на группе продленного дня как-то очень уж быстро замялся и особенно не обговаривался в кругу семьи. Родители то ли не придали ему значения, то ли не хотели придавать, то ли у них просто не было времени для основательного «разбора полетов».
И Кондратий рос себе, на первый взгляд, как обычный ребенок, ничем не выделяясь среди других сверстников, но и ни в чем не уступая им.
Время от времени он предавался размышлениям о жизни, вернее о крайней ее точке – смерти.