Иногда ему хотелось спрыгнуть с крыши дома. Он даже поднимался на самый верх высотных строений и смотрел вниз, разглядывая снующих по улицам маленьких, словно букашки, людей и автомобилей. Тогда представлял себе, что это его игрушки, и он может с ними делать все что угодно. В этих фантазиях Кондратий забывал о своем желании спрыгнуть вниз.
Иногда он ходил по краям крыш новых жилых высоток, имеющих достаточно широкий парапет, на который он взбирался, после чего двигался по периметру, надеясь случайно оступиться и упасть. Но напрасно. Концентрация на точных движениях мешала сделать неосторожный шаг, а закрыть глаза он еще боялся. Поэтому Кондратий, проголодавшись и устав ходить по кругу, спускался вниз живой и невредимый.
Иногда ему хотелось жить. И он наслаждался своим беззаботным детством напропалую. Именно беззаботным – в их доме было все. В том числе и то, о чем простому среднестатистическому ребенку даже и не мечталось.
Но свои 16 лет Кондратий решил встретить с намыленной веревкой на шее. Он провисел лишь несколько секунд, веревка оборвалась, и его тело с грохотом упало на пол. Тут же на шум в его комнате вбежали родители и недоуменно смотрели на своего сына, корчащегося от удушья на дорогом персидском ковре и судорожно растягивающего руками петлю на шее.
Именно после этого случая Кондратий впервые познакомился с 15-тым отделением вообще и с Леонидом Яковлевичем лично.
Именно после этого случая в паспорте Кондратия появилась фотография: лицо со стеклянными глазами, отсутствующий взгляд и водолазка с высоким горлом, чтобы скрыть на шее красную полоску от веревки.
В то время родители очень спешили с паспортом для сына по каким-то невнятным, по крайней мере для Кондратия, причинам, а других подходящих фотографий под рукой не оказалось.
– Подождите здесь, я его позову, – Оленька быстро открыла дверь палаты № 6, вошла вовнутрь и буквально через несколько минут вышла оттуда, но уже не одна. За ней, поправляя на плече свою небольшую кожаную сумочку, шел Кондратий. Шел неохотно – так, словно его оторвали от каких-то важных личных дел и вместо них предложили принять участие в общественно полезных мероприятиях.
«Договор работает», подумал он.
Кондратий подошел ближе и снисходительно посмотрел на него:
– Ну, пошли.
Оленька в этот момент стояла в стороне, видела их в профиль и ловила себя на мысли, что эти два пациента чем-то очень похожи, чем-то еле уловимым, но в то же время отчетливо заметным. Схожесть складывалась частью из внешних черт – манер, позы, взгляда, а частью дополнялась их внутренним состоянием, которое скорее чувствовалось, нежели поддавалось логическим умозаключениям.
Молодые люди медленно и молча пошли по коридору к лифту.
Кондратий нажал кнопку вызова грузового лифта. Снизу тяжело и с натугой начала подниматься его кабина, и через сорок пять секунд она благополучно достигла четвертого этажа.
Дверь открылась, и на двух претендентов на поездку вниз посмотрела маленькая худощавая злобная старуха с кривыми ногами и недовольным морщинистым лицом, но, как положено, в белом халате и в чем-то наподобие шапочки на голове. Ее рост и конституция тела давали почву для некоторых неожиданных выводов о том, что она либо низкорослый человечек, либо гигантский гном. Именно такие мысли и посетили его голову.
К тому же интерьер лифта легко поддавался сравнению с маленьким домиком: около одной стены стоял топчанчик с одеяльцем и тумбочка, накрытая вышитой салфеточкой, а на ней очки в пластмассовой оправе, газета и стакан чаю. Складывалось впечатление, что они позвонили в дверь квартиры, и им открыла злобная хозяйка, не желающая видеть кого-либо не только в этот момент, но и вообще.
На Кондратия эта старуха никакого впечатления не произвела. Он не однажды видел ее раньше и даже знал, что она скажет.
Старуха мрачно зыркнула из-подо лба на потревоживших ее покой людей и со словами «Лифт грузовой. Для тяжелобольных и грузов. Спускайтесь пешком, нечего кататься» демонстративно и с удовольствием упиваясь своей властью закрыла дверь, уселась на свой топчанчик, надела очки и, попивая чаек да почитывая газетку, продолжила бормотать себе под нос что-то неразборчивое.
Они пошли к двери, ведущей на лестницу. Медсестра с поста № 1 заметила их, поднялась со стула и молча выпустила молодых людей за пределы отделения.
– Иногда мне кажется, что Леня специально им деньги платит, чтобы они нас провоцировали, – прокомментировал встречу со злобной старухой Кондратий.
Отчасти Кондратий был прав. Леонид Яковлевич напрямую, конечно же, денег не платил, но и никаких мер для повышения уровня обслуживания не принимал. Вот и получалось, что он некоторым образом пассивно содействовал спорадическим вспышкам грубости со стороны представителей персонала больницы (все, кто работал в 15-том отделении, отличались идеальной вежливостью) и использовал такие случаи для лечения. Когда кто-то жаловался на лифтеров и прочий больничный персонал, Леонид Яковлевич спокойно спрашивал: «Вы хотите об этом поговорить?».