Любой популистский лидер, который движется (пусть и скрытно) по направлению к народу любым другим путем, кроме как в качестве посредника олигархов, будет задавлен последними, если у них достаточно сил, чтобы его остановить. Но, при условии, что этот лидер ограничивается патернализмом и деятельностью по обеспечению социального благосостояния, даже если между ним и группами олигархов, интересы которых затрагиваются, могут время от времени возникать разногласия, глубинные расхождения появляются редко. Дело в том, что программы социального благосостояния как инструменты манипулирования в конечном счете служат цели покорения. Они действуют как обезболивающее, отвлекающее угнетенных от истинных причин их проблем и от конкретных способов решить эти проблемы. Они расщепляют угнетенных на группы граждан, каждый из которых надеется получить для себя больше бонусов. Однако в этой ситуации есть и положительная составляющая: те индивиды, которые получают помощь, всегда хотят больше; те, кто ее не получает, видят пример тех, кто ее получил, испытывают зависть и тоже хотят, чтобы им помогали. Поскольку господствующая элита не «помогает» всем, она, в конце концов, лишь усиливает сопротивление угнетенных.
Революционные лидеры должны извлекать выгоду из противоречий, на которых строится манипулирование, позиционируя его для угнетенных как проблему, чтобы их организовать.
Теорию антидиалогической деятельности характеризует еще один основополагающий аспект: культурная интервенция, которая, как и тактика разделения и манипулирование, также служит цели покорения. Это явление означает, что интервенты проникают в культурный контекст другой группы, пренебрегая ее потенциальными возможностями. Они навязывают свой собственный взгляд на мир тем, кого они захватывают, и сковывают в них творческое начало, препятствуя их самовыражению.
Таким образом, культурная интервенция, будь она изысканной или грубой, всегда представляет собой акт насилия против людей, на чью культуру посягают, людей, которые теряют свою оригинальность или сталкиваются с угрозой потерять ее. При культурной интервенции (как и во всех других проявлениях антидиалогической деятельности) захватчики выступают в роли авторов и деятелей этого процесса, а те, кого они захватывают, – в роли объектов. Оккупанты придают форму, оккупируемые форму принимают. Оккупанты выбирают, оккупируемые следуют этому выбору – или предполагается, что они будут ему следовать. Оккупанты действуют, оккупируемые довольствуются лишь иллюзией действия, получаемой через действия оккупантов.
Любое господство предполагает интервенцию, иногда – физическую и нескрываемую, иногда – замаскированную, когда оккупант принимает на себя роль друга и помощника. В конечном счете интервенция – это разновидность экономического и культурного доминирования. Интервенция может осуществляться обществом-метрополией по отношению к зависимому обществу или же быть побочным обстоятельством господства одного класса над другим внутри одного и того же общества.
Культурное завоевание ведет к культурной ложности оккупируемых: они начинают перенимать ценности, стандарты и цели захватчиков. В своем стремлении доминировать, подгонять других под свои шаблоны и свой образ жизни захватчики желают узнать, как те, кого они захватывают, воспринимают реальность, – но лишь для того, чтобы иметь возможность более эффективно подчинять их себе[178]. Крайне важно, чтобы в ходе культурной интервенции оккупируемые начали смотреть на реальность с позиций захватчиков, а не со своих собственных, ведь чем больше они будут подражать оккупантам, тем более стабильным будет положение последних.
Чтобы культурная интервенция была успешной, необходимо, чтобы оккупируемые поверили в то, что их подчиненное положение – это изначально присущая им черта. Поскольку у всего есть противоположность, если оккупируемые считают себя людьми, занимающими подчиненное положение, они неизбежно должны видеть в оккупантах людей, которые занимают главенствующее положение. Ценности последних, таким образом, становятся для них образцовыми. Чем больше усугубляется интервенция и чем больше оккупируемые отчуждаются от своей собственной культуры и от самих себя, тем больше они хотят быть похожими на захватчиков – ходить как они, одеваться как они, разговаривать как они.