Печать позора

- Он не хочет быть со мной, - всхлипнула Яна.

- Но ведь ты ему нравишься, это видно...

- Недостаточно, чтобы начать встречаться со мной. Он просто проводит со мной время. Причём никто не должен об этом знать. В школе он проходит мимо, будто не он еще накануне ночью занимался со мной любовью... Хотя и не любовью, а просто трахался.

Слёз стало больше. Говоря о своей боли, мы делаем её более реальной. Тогда к нам наконец-то приходит осознание. Наш мозг мыслит иначе. И пока это у нас в голове, нам кажется, что всё не так уж и плохо. Но произнося вслух, мы вдруг осознаем - настолько смешно, неправильно и, зачастую, страшно звучат некоторые вещи.

- Выглядит как замкнутый круг. Я позволяю ему это, затем жалею обо всём, говорю, что больше не поддамся. В эти минуты я полна решимости. Но потом вижу его, и вот я уже слабая, безвольная, снова плачу и повторяю, что в следующий раз точно смогу отказать.

Яна - мой пример сильной девушки. Но даже она не всегда такая. У каждого из нас бывают моменты, когда мы даем слабину. Все рано или поздно натыкаются на свой криптонит. И сейчас девушка, которая вытащила меня из болота с такой лёгкостью и непринуждённостью, сама нуждается в помощи. Я не знала, что надо сказать или сделать.

Разве я могу давать советы?

- Ты его любишь?

- Я не знаю. Наверно, нет. Хотя, сейчас уже не знаю.

- Что конкретно ты от него хочешь? Чтобы он объявил всем о своей симпатии к тебе?

- Нет, наверно, нет.

- Чтобы он больше не приходил к тебе?

- Нет, - выдохнула Яна.

- Но...

- Да, ты права. Я сама не знаю, чего хочу. Наверно, в этом-то и проблема. Я даже не могу предъявить ему претензию, потому что сама не могу понять, в чём она заключается.

Я коснулась её плеча. Она подняла голову. Косметика не растеклась. Дорогая косметика просто так не смывается. Богатые, возможно, плачут даже чаще, поэтому и косметика у них более стойкая.

- Ты должна дать время. И себе, и ему.

Она кивнула, еще раз всхлипнув.

- Зуб даю, Маркус точно скоро поймёт, что лучше тебя ему не суждено встретить.

Яна улыбнулась.

- Ты не можешь знать это наверняка.

- О, я точно могу. Ты же мой лучик света в тёмном царстве.

- Надеюсь, что у этого лучика не такая же судьба, как у Катерины из «Грозы» Островского.

Я не поняла, о чём она.

- Что?

- Русская литература, - ответила Яна, рассмеявшись. - Выглядишь ты офигенно...

Яна привела себя в порядок, после чего мы спустились вниз. Все гости уже прибыли. Мистер и миссис Палмер проходили по залу, останавливаясь и разговаривая со всеми по порядку.

- Никогда не видела ничего подобного, - шепнула мне Яна.

- Это просто сборище лоска и пафоса, - ответила я.

Мы стояли в стороне, обсуждая наряды, причёски гостей, но это было скучным занятием, ведь все одеты и накрашены как под копирку.

Как ни печально было признавать, но мои глаза бродили по залу в поисках одного человека. Мне очень хотелось увидеть его ещё раз в этом костюме. Но Николаса нигде не было видно.

Я мысленно одёрнула себя. Какая же я дура!

- Скоро будет подан ужин? - услышала я сбоку от себя разговор двух неизвестных мне дам.

- Думаю, что минут через тридцать.

- Слава Богу, со вчерашнего дня ничего не ела, чтобы влезть в это платье.

Мы с Яной захихикали. Боже правый, для чего идти на такие жертвы?

Мне есть совсем не хотелось. Корсет платья сжимал мой желудок в тугой узел.

- Не пойду за стол, - сообщила я Яне.

- Я тоже не хочу, - отозвалась она, - но положение - дочери хозяйки - обязывает. Мама предупредила меня об этом заранее.

Мы разошлись. Она направилась в столовую, а я решила подышать свежим воздухом, глядя на океан. Поднялась на второй этаж, зная, что там есть очень удобный балкон. Мы с Яной неоднократно лежали там, наслаждаясь солнышком.

Я открыла дверь, вышла наружу. Лёгкий бриз коснулся моих волос. Я наполнила свежим воздухом свои лёгкие. Но внутри, вместо облегчения, всё только сжалось. На глаза почему-то навернулись слёзы. Стало очень горько. Червь забирается в яблоко и точит его изнутри. Вот также обида на родителей грызла моё сердце.

Что я сделала не так? Почему самые родные отворачиваются от меня раз за разом. Отец сказал, что я сама виновата, но разве люди могут идти по жизни, не совершая ошибок.

(Далее цитируется сонет 149 Шекспира в переводе С. Маршака)

- Ты говоришь, что нет любви во мне.

Но разве я, ведя войну с тобою,

Не на твоей воюю стороне

И не сдаю оружия без боя?

Вступал ли я в союз с твоим врагом,

Люблю ли тех, кого ты ненавидишь?

И разве не виню себя кругом,

Когда меня напрасно ты обидишь?

Я обернулась на голос - тихий бархатный.

Николас.

Он замолчал. Я широко открыла глаза, и губы сами пришли в движение:

- Какой заслугой я горжусь своей,

Чтобы считать позором униженье?

Твой грех мне добродетели милей,

Мой приговор - ресниц твоих движенье.

В твоей вражде понятно мне одно:

Ты любишь зрячих, - я ослеп давно.

Он улыбнулся, не сводя с меня взгляд. Николас сидел в одном из кресел, что стояли в углу. Бабочка развязана, теперь висела на его шее, как широкая верёвка. Рубашка расстёгнута до середины груди.

- Не знала, что ты знаешь, кто такой Шекспир.