Печать мастера

Дважды Коста замечал, как кто-то роется в его вещах в комнате. Пергаменты в тумбочке лежали не так, как сворачивал их он сам — рисунки изучали. Тонкий волосок, приклеенный снизу дверки, показал уже точно, что он не ошибся. Поэтому новых набросков он больше туда не клал, найдя временное место в ограде, где камень ходил туда-сюда, раствор осыпался от дождей и можно было прятать вещи, завернутые в платок. Но для постоянного это место не подходило.

Мало того, что Семнадцатый рылся в вещах, так и рисунок «Мистрис в фиолетовом», который он рисовал по описанию соседа для него — тоже, как оказалось, был предметом торга — потому что на следующий же день Коста обнаружил его у Третьего ученика и его завалили требованиями рисовать.

И, хотя Семнадцатый не признался ни в чем, Коста вычеркнул его с пометкой «доверия не достоин», которую жирно написал на портрете из вредности, чтобы тот, кто снова залезет в ящик не узнал о себе ничего нового, кроме правды.

А если правда кому-то не понравится, разве в этом его вина?

Закончив обед, Коста сложил посуду на поднос, накрыл салфеткой и размял пальцы — это часть процесса была самой сложной для него с его неполным вторым кругом. Для него — остальные ученики справлялись с этим легко, непринужденно и почти играючи, красуясь тем, какие пируэты подносы выписывают в воздухе, когда летят к специально отведенному под грязную посуду столу.

Поднос нельзя было нести — нужно перемещать плетениями, тщательно следя за тем, чтобы не одна тарелка не упала на пол. Коста — справлялся, но обычно к самому концу на лбу немного выступал пот от напряжения — даже такое простое плетение требовало достаточно сил.

Коста привычно щелкнул пальцами, выплетая узел — первый, второй, захват, подъем, выравнивание траектории и поднос медленно и плавно начал двигаться по воздуху к дальнему большому столу.

«БУХ!»

Столкновение было внезапным — плетения сверкнули в воздухе прямо над ухом, и чужой поднос лихо взмыл в воздух, зацепив его плетения краем — и тарелки, пиалы, стакан, все посыпалось на пол с оглушительным грохотом, остатки еды, соуса и морса окатили Косту с головой.

— Мои извинения, не думал, что ты не удержишь, Шестнадцатый, — Толстяк улыбался, сочувственно разведя руки в стороны. Его поднос плавно опустился на соседний столик — нетронутым. — Нужно тренировать плетения, — добавил Толстяк назидательным тоном, — тем более настолько… простые. Когда так плохо с координацией и контролем.

За столом Толстяка сидело ещё двое учеников, и они опустили головы к тарелкам, беззвучно смеясь.

Коста молчал. И думал, как же в такие моменты ему не хватает рядом Пятого. Тот непременно что-то выкинул бы, придумал, превратил все в настолько большой бред, что…

— …а если силы не хватает даже на то, чтобы удержать поднос, может… стоит просто перестать есть? За любую ошибку последует наказание, — просвистел Толстяк, удовлетворенно улыбаясь.

Коста медленно снял с волос остатки морской травы — сегодня давали салат из острых водорослей, и отряхнулся, как собака, разбрызгивая морс с волос. А потом шагнул вперед — три шага до стола, где сидел Толстяк с друзьями и наклонился вперед.

— Ох, кажется, нам не повезло… и нас сейчас будут бить… — рассмеялся Толстяк. И вся столовая жадно замерла в продолжении. — Наверное, так же, как на сегодняшней тренировке? — Нанес Толстяк очередной удар. — Один против троих, на это только Наставник по боевке может — выйти в круг… да ещё и Шестнадцатый! У нас новый герой, господа! Который покажет нам, как правильно есть песок и падать лицом в грязь!

Рядом задыхались от хохота, зажимали рот руками, чтобы не нарушать священные правило — никакого общения за едой, а потом просто начали складывать салфетки поверх подносов, давая сигнал — «обед закончен» и свободно хохотать в голос.

— Вот и правильно… слабым должно учиться терпеть, — назидательно пропел Толстяк, наблюдая, как Коста отстраняется от стола.