Печать мастера. Том 2

Даму в простом будничном наряде, даму «в праздничном» — с пятью юбками ханьфу к ряду, даму «испытывающую боль и недомогание и не в состоянии совершать действия», даму-с-детьми, даму-очень-больших-габаритов, даму, которая «имеет виды на данного конкретного молодого господина и желает поставить его в неловкое положение», и даму, «которая демонстративно не хочет принимать помощь и жест уважения, желая продемонстрировать явное презрение на виду у окружающих».

Если бы раньше Косту спросили, как помочь даме покинуть паланкин, он бы сказал — все просто: подать руку, придержать, отступить назад, но наука покидать движущиеся транспортные средства живые и крытые оказалась дивно сложной для освоения вещью. Гораздо сложнее четвёртого каллиграфического стиля.

Наставница обучала его последовательно — ставила цель, обозначала навык, которым он, как юный господин рода Фу, должен владеть в совершенстве, объясняла теорию и потом тратила время на практику накануне каждого выезда.

А экзамен… «экзамен» он сдавал лично. Именно так именовала леди Эло краткие тщательно спланированные городские вылазки.

Нельзя стоять к даме слишком близко и нельзя слишком далеко; нельзя наклоняться чересчур, но и не выполнить намёк на уважительный поклон тоже нельзя — это сочтут неуважением. Нельзя подавать левую руку незамужним сирам, правую руку вдовеющим, и нельзя подавать две руки, если… габариты сиры не позволяют ей покинуть паланкин самостоятельно. Нельзя быстро тянуть, но и нельзя медлить, чтобы не подумали о том, что господин проявляет особое внимание. Нельзя разговаривать много — это неуместно, но и нельзя молчать — это могут счесть оскорблением. При этом нужно не забывать об осанке, о публике, о выражении глаз, о том, что движения должны быть плавными, а рука твёрдой.

— Молодец, — шепнула ему Госпожа Эло, когда он отпустил тёплые пальцы, помогая наставнице покинуть паланкин. Голос госпожи звучал едва слышно — из-за кади, накидка закрывала всю голову и спускалась до середины пояса, и из-за того, что говорить громко на публике признак дурного тона. Орет — чернь. Высокородные не меняют высоту голоса, они одной интонацией способные донести сотню оттенков. — Жди здесь — я отдам подношения и вернусь. Веди себя так, как мы учили, — наказала Эло и, поправив кади, медленно двинулась в сторону храмовых врат, но ее опередили.

Сухонькая, сгорбленная, высотой ему по плечо, старушка, с выбеленными ветром и возрастом волосами, с открытым лицом, устремилась вниз по ступенькам, и, подбежав к госпоже, склонила голову в коротком поклоне, а потом быстро кинулась прямо к нему. Ухватила за руки, запрокинула голову, пытаясь подслеповатыми слезящимися глазами рассмотреть хоть что-то под кади — но Коста был уверен, что она не увидит ничего, кроме глаз, и… разрыдалась.

Этого они не отрабатывали.

— Господин, — заголосила старушка так громко, что на них обернулись все в храмовом дворе — три паланкина, с гербами кланов, которые они проходили на вчерашнем занятии, дамы, слуги, и пара жриц. — Младший господин Фу! Как благословенна ко мне Нима, что позволила увидеть вас собственными глазами до моего заката…

— Нанэ-э-э… — покровительственно, твёрдо, но достаточно громко, чтобы укоризну в голосе госпожи Фу было слышно в каждом уголке двора, проговорила Наставница Эло. И потому, как довольно блеснули темные глаза в прорезях кади, Коста понял, что и это тоже было спланировано, если не рассчитано до мгновения и мига, дотошно, как в любимых зельях госпожи — каждому ингредиенту время и место, и — пропорции. — Поприветствуй свою старую няню, она качала тебя на руках до трех зим, пока Нима не призвала ее на служение… — Быстро пояснила Эло — Косте, и тот выделил из сообщения главное — приветствовать так, как должно приветствовать вассалов рода, обладающих определенными заслугами перед кланом — и склонил голову покровительственно, на точно положенный угол.