Печать мастера. Том 1

– И … свободный, – с особой интонацией произнес маг, перелистнув пергамент на первый лист.

– Хороший товар, пойдет дороже, – устало вздохнул второй. – Давай быстрее, есть хочется… Говорил же – следующую партию завтра, нет – сейчас… сейчас… – потер он глаза. – Как ты собираешься проверять навыки?

– Пиши… – маг развернул на столе к Косте пергамент и тушницу с кистью.

– Ч-ч-что? – уточнил Коста.

– Что хочешь.

Коста подумал, и выдал четверостишие Чжан Су – изящное, летящее, красивое. Написал каллиграфическим шрифтом номер один, номер два, номер три… четвертый не вошел – кончился лист.

– Хватит, – у него забрали пергамент и Коста положил кисть на подставку. Маги изучали свиток вдвоем.

– Похоже? – с сомнением произнес второй. Первый маг пожал плечами. – Я в этом не разбираюсь, но … красиво, – с легкой завистью произнес второй. – Значит так и запишем – писарь, обучен счету, письму, чтению и… изящным искусствам… тринадцать зим, «чист», второй рассветный круг… стоимость… маг прищуришись изучил Косту… – Если отмыть, то…

– Ставь пять, – перебил его второй. – Не купят – цену снизят, сам знаешь, а с пяти – один феникс нам…

Первый кивнул, поставил росчерк на пергаменте, приложив печать.

– Лот двести три, начальная цена – пять фениксов. Следующий… и как закончим, отправляй этих, там уже набралось три, – скомандовал маг надзирателю и тот кивнул.

– Двести четыре!

Коста отошел в сторону, ожидая распределения остальных.

– Имя… род… пятнадцать зим зим… навыки… круг, – читал маг со свитка, потом поднял голову и переглянулся со вторым магом. – Сойдет? Достаточно смазлив?

Напарник пожал плечами, изучая мальчишку под номером двести четыре.

– Ну как повернись вокруг себя.

Юнец послушно повернулся.

– Пройдись.

– В гаремные?

– Может кто и купит, – задумчиво произнес первый.

– Нет, прошу вас, нет, только не это, – Мальчишка переводил взгляд с одного мага на другого – губы задрожали.

Коста замер, боясь двинуться.

– Заткни его, – лениво произнес маг. Плетения сверкнули в воздухе и юнец замер. – Стазис то зачем? Как его потащат?

Второй маг отмахнулся.

– Этого – в гарем. Начальная цена… восемь фениксов.

* * *

– Ремесленные и мастеровые – за мной! – скомандовал надзиратель, и четверо, вместе с Костой, вышли из очереди.

Их отвели в отдельный барак, в котором было подобие спальных лежанок, и пустое посередине пространство, на котором вместо доски, расчертив на полу клетки, играли мужики. Играли всем, чем придется – чашками, мисками, Коста даже насчитал один сандаль и один ремень. Атмосфера отличалась разительно – вместо обреченного ожидания, как на корабле – в воздухе пахло надеждой.

Коста выбрал одну из свободных лежанок с краю – почти у самого входа. «Номер двести один» робко пристроился на соседнюю и почти сразу засопел, отвернувшись к стенке.

Выяснив, где нужник, когда ужин, как кормят, и какие заведены порядки, Коста привалился к стене на своем месте и закрыл глаза.

Ждать – почти декаду. Торговля рабами из ремесленных – это последние дни Аукциона, который открывается завтра. Первыми пойдут те, кого определили для развлечений – в гаремы. Мыть новеньких – завтра, кормят хорошо – так ему сказали, и он – успокоился.

Еда есть. Вода есть. На ближайшие дни он в безопасности, а там найдет мастер, как и обещал. Коста притих, раздумывая, проводили ли для алтарных рабов, к которым приписали мастера такие же проверки, и если да, то использовал ли целитель плетения… или если кого-то продают в «жертву» плетения уже не нужны?

«Номер двести один» рядом засопел, завозился и затих. Коста исподволь изучал соседа – рост, линия спины, вихры на голове, тонкие пальцы… у гончаров, которых он видел на побережье, руки выглядят иначе – сильные, тренированные, натруженные от постоянной работы. И пусть мальчишка только ученик, но именно младшим всегда доверяют месить глину.

Гончар или не гончар – не его дело.

Коста отвернулся и закрыл глаза.

Зачем мальчишка соврал, он не знал, может, чтобы набить цену? Но – зачем? Если его купят, как гончара, а он не знает с какой стороны подходить к гончарному кругу? Это как если бы Коста соврал, что писарь, а сам не владел бы никаким шрифтом, кроме первого скорописного… и что тогда?