Коста прищурился, оценив, как девчонка ежится на ветру, кутаясь в шаль. Погода – менялась. Стало теплее, так тепло, как на побережье бывает только в месяцы середины зимы, когда верхние плато зеленеют и покрываются ярким ковром красок. Наставник брал его в горы каждую зиму и Коста первые дни ходил, как пьяный, от того, какие насыщенные цвета вокруг – ярко – голубое небо, белоснежные шапки льда, зелень, алое, золотое, сиреневое, фиолетовое – костры цветов на плато горели всюду.
Форма целителей зеленая, как трава на плато, как та вода, что бежит за бортом. Всех оттенков зелени. Менталистам шьют темно-серое, и все – это знали все от мала до велика, почему теперь «мозгоедам» запрещен белый цвет, которым они так гордились в эпоху Исхода. Потому что запятнали дела свои и мысли, и теперь не имеют право на белый.
Таби говорила: «Очернили. Нас очернили и нас запятнали – и заставили отказаться от белого». Исторические факты в Хрониках тоже претерпевали причудливые метаморфозы, когда их трактовала «заноза». Все знали, что кланы были вынуждены защищаться, от произвола менталистов.
«Чудовищное, тщательно спланированное уничтожение генетической линии» – говорила Таби. «Мы просто были вынуждены защищаться. Это – самозащита».
Коста хмыкал, но молчал.
«Шлемник – это подло» – шмыгала носом Таби, и терла и так покрасневшие глаза. «Подло, бесчеловечно, трусость убивать тех, кто не причинил никакого вреда».
«Шлемник – это практично» – считал Коста. Хотя он не знал, как работает сбор, но если бы его спросили, он бы сказал, что совершенно точно хотел бы иметь под рукой оружие, чтобы остановить того, кто может расплавить или сожрать ему мозги. Все, что Коста знал о происхождении шлемника – это то, что пояснял Наставник. Перекос сил на доске пределов – менталисты взяли слишком много власти, поговаривали даже, что ещё шесть поколений назад Фениксу, возглавлявшему Совет кланов империи, просто диктовали решения. А на самом деле правил тот, кто стоял за Главой в белоснежных одеждах.
Открытие «отравы» изменило расклад на до и после. Однажды ночью большая часть менталистов просто не проснулись. И кланы принялись мстить.
«Мы – полезны» – настаивала Таби. «И незаменимы. Мама исцеляла души, работала с детьми, именно за это её ценила госпожа Блау. Мама могла успокоить, снять боль, возвращала веру, даровала спокойствие, уверенность и бесстрашие. Пока мама была рядом, я всегда хорошо спала» – добавила девочка совсем тихо. «Отец сказал, что это кара Мары» – добавила девочка мстительно, – «будь мама жива, младший наследник продержался бы ещё несколько зим, и не слетел бы с плетений и… когда мама была рядом, отец был… смелым и сильным, и мог всё…».
Возражать Коста не стал.
– О-о-о… ты даже тупее, чем я думала! – фыркнула Таби. – Простые вещи, – она растопырила два пальца. – Создать и внедрить, что тут сложного? Ты совсем тупой?
Тупым Коста не был, но делать то, что говорит эта «дура» не планировал.
«Создай чудовище» – сказала она. «Сотканное из страхов и кошмаров, посели его туда, куда спрячешь воспоминания – охранять, и … наслаждайся».
Только больные «мозгоеды» могли наслаждаться кошмарами. Коста не мог, потому что он был нормальным. Нор-маль-ным! В отличие от этой сумасшедшей, двинутой на всю голову дуры.
– Тупой! Какой же ты тупой! Все же просто!
– Сама тупая, – огрызнулся Коста. – Думаешь, самая умная тут? Самая-самая? Думаешь, если я не «мозгоед», то не умею думать?
Девчонка задрала нос.
– Мастер сказал, основа «щита» – реальный объект, всегда. Тебя ведь не выпускали из поместья? Ты видела мир только по чужим воспоминаниям? Так и сидела за оградой? Тогда мне даже не нужно думать, чтобы сказать, что является щитом у тебя. Любой, кто знает поместье Блау или получит карту подземелий вскроет тебе мозги!