Пчелы

Едкие воздушные волны накатывали на нее, и шумная стая птиц пролетела через листву, гогоча и толкаясь. Они щелкали иссиня-черными клювами и переругивались, стараясь занять места поудобнее, они чирикали и прыгали по веткам, склевывая ползущих по дереву насекомых, а их глаза с огненными ободками пристально осматривали крону. Флора лежала не шевелясь.

Все больше ворон слеталось на ветви, а затем они все вместе принялись шумно отряхиваться от воды. Длинное черное перо спланировало на землю вблизи Флоры и, задев за ствол, застряло белым кончиком в коре. Под ним пролегла длинная глубокая тень, ведущая к дереву.

Флора подождала, пока вороны снова стали препираться и спорить, прежде чем начать движение. Она отпила свежей воды, чтобы смыть приторный вкус осиного сахара, и поползла вниз по скользкому стволу к перу. Боевая железа вспыхнула, когда она почуяла враждебный запах, но она заставила себя подползти ближе.

Кончик пера застрял в старой трещине в коре. А за трещиной было дупло. Флора встала на краю, под прикрытием пера, и подняла дрожащие антенны. Внутри она не уловила какого-либо движения или запаха, чуждого самому дереву. Она заглянула глубже и просканировала пространство: просторное, сухое и пустое. У входа была трещина в коре размером почти с камеру отдыха в улье, но, чтобы забраться туда, ей пришлось бы сложить порванные края. Попытавшись сделать это, она невольно взвизгнула от боли.

Раздался шелест перьев, и зазубренная черная тень опустилась с ветки на землю. Флора замера, когда ворона вперевалку подошла к дереву, выискивая источник интересного звука. Ее пристальный взгляд обшаривал ствол, приближаясь к тому месту, где затаилась Флора, и, не сумев увидеть ее, ворона сильно клюнула кору, чтобы выбить ее. Когда же ничего не получилось, ворона с досады каркнула несколько раз, встряхнула крыльями и стала ждать, что будет дальше.

От вороны сильно пахло горьким застарелым потом, налипшим между перьями, и красными клещами, перебегавшими по ним. Только когда ворона втянула голову в тело, Флора сложила крылья и забралась в тесную расщелину в коре. Чувство замкнутого пространства принесло некоторое облегчение, и, чуя где-то над собой дремлющую ворону, Флора устроилась поудобнее и стала смотреть в темнеющее небо, ожидая смерти.

Листва дерева шелестела и волновалась на ветру. Где-то далеко внизу просеменила лиса, потом остановилась, взглянула в небо и направилась дальше. Звезды прожигали крохотные дырочки в сумерках, а затем взошла бледная луна и медленно поползла по серебряной дуге через небо. Красота луны вызвала у Флоры приступ отчаянной любви к своему несчастному яйцу, и только промелькнувшая тень вороны заставила ее прекратить рыдания. Умереть, так больше и не прикоснувшись к нему и не вдохнув его нежный аромат, и знать, что ждет ее ребенка, когда он вылупится…

Ее щеки запульсировали, рот увлажнился маточным молочком. Она сглотнула сладкую жидкость, ведь больше не было ни греха, ни сестер, чтобы отчитать ее. Одна в темноте, лишенная Любви Королевы, Флора еще сглотнула чудесной жидкости, тратя ее на себя и желая скорейшей смерти.

Она выглянула наружу, во тьму, ожидая чего-то. Где-то там, по другую сторону пахучей ночи, находился ее потерянный дом во фруктовом саду. Она представила улей под ярким голубым небом, представила букет сладких ароматов, расцветающий по мере приближения, солнце у себя на крыльях и свое тело, нагруженное нектаром и пыльцой. Она представила, как десять тысяч ее сестер радостно танцуют, а Пресвятая Мать окутывает ее своей любовью – и где-то, в глубине всего, что она любила, таился секрет, который никак не мог быть преступным, если память о нем наполняла ее блаженством.

Флора увидела мысленным взором свою грубую белую колыбель в тени трех высоких коконов, а в нем свое чудесное яйцо, ровно пульсирующее золотистым светом жизни. Она представила его аромат, и что-то в ней надломилось.

Мое дитя, мои сестры, моя мать, мой дом.

Любовь наполнила сердце Флоры, и она заплакала от радости, поняв, что снова может молиться.

* * *

Утренний свет озарил край расщелины. Цвет листвы сменился с прохладно-серебристого на сочно-зеленый, и теплый древесный аромат поднялся от коры. Флора проснулась от этого запаха. Она осмотрелась в растерянности. Ни одна пчела не могла пережить ночь вне улья, и вот надо же – она жива. Полоска теплого света проникла через отверстие и легла наискосок от Флоры. Тело ее болело, но ноги были целыми, а крылья зажили. Она распрямила антенны и поморщилась от боли, но все же почувствовала пульсацию новых сведений.

…полет, гроза, осы…

Флора подползла к краю дупла и увидела рассвет. Ворон больше не было, а старый бук, давший ей укрытие, был одним из многих, высившихся на вершинах холмов, с которых открывался вид на поля и городок вдалеке. В воздухе мелькали яркие пятнышки насекомых, а внизу на влажной земле два дрозда растягивали влажного коричневого червя.