Пчелиный волк

Когда-нибудь, когда я буду сидеть на краю туманной пропасти и слушать восточный ветер. Тот, что пахнет алыми орхидеями с безымянных притоков Ориноко, кислыми зернами шоколада. Когда-нибудь, устав от сочинения картин, я соберу книжку, сведу в нее все странные закономерности, но никому эту книжку не покажу, никому. Потом.

Подумай о носках, подумай о василиске.

Возвращаясь.

Питаться своими же носками Ляжке не хотелось, он покорно вздохнул, ковырнул в зубах сухой травинкой, снова вытер лоб и стал рассказывать:

– Месяца четыре назад я отправил Застенкера в разведку. Дошли до меня сведения, что увеличилось поголовье гномов, стало их много в моих пределах. И что напал на этих гномов смехотун… Болезнь такая, какая-то сволочь там придумала… Короче, тот, кто его подхватывает, начинает смеяться. Начинает, а остановиться не может. Он день смеется, два смеется, все время смеется. Не ест, не спит, только смеется. Если его не лечить…

– Как можно вылечить от веселья? – осведомился я.

– Надо рассказывать страшные истории, – просветил меня всеведущий Кипчак. – Если рассказывать страшные истории три дня и три ночи, то смехотун уходит…

Коровин подтверждающее кивнул:

– Вот и я о чем говорю. – Ляжка с ненавистью поглядывал на Доминикуса. – Прослышал я, что на рубежах моего государ… на рубежах Деспотата, значит, зреют очаги смешливой инфекции. Ну, я туда Застенкера и послал. Он обернулся и давай выяснять, как там дела. Может, заслоны пора выставлять, может, гуманитарную миссию пора разворачивать, обстановку, короче, надо разузнать. Через две недели прибегает обратно, докладывает. Говорит, что все нормально, смехотун косит гномовские пуэбло одно за другим. Нужно принимать меры, пока не поздно, иначе скоро весь условный запад будет ухохатываться. И еще этот баклан Застенкер сказал, что будто бы появился там кто-то, кто будто бы организует этих…

Ляжка поглядел на Кипчака и решил, что, пожалуй, не стоит произносить то, что он сказать собирался.

– …Гномов, – закончил он. – Организует гномов, разную помощь им оказывает, вроде как бы даже лечит. Меня, сами понимаете, это обстоятельство весьма и весьма заинтересовало, и я решил разведать про это получше. Снарядил еще человечка, и он послушно в путь потек, это недалеко отсюда. И не было от него вестей…

– Ты можешь рассказывать покороче?! – неожиданно злобно спросил Коровин.

Вообще, Коровин после плена и клеточной отсидки как-то изменился. Жестче стал, что ли. А может, просто это голод так на людей воздействует.

– Я и так коротко…

– Ну! – Между пальцами Коровина все же мелькнула желтая молния. – Можно еще короче!

– Короче, тот человек, к которому мы идем, – это Лариска.

И что-то странное произошло с Коровиным.

Я увидел, как сжался его правый кулак, увидел, как ноготь на среднем пальце сложился пополам, и из-под него показалась кровь.

Глава 14. Электрификация

Три перехода. Три дня по тундре. Мы шли быстро, без приключений. Ничего, ничего не происходило.

Коровин. Он стал иногда отставать и слушать. Торчал посреди тундры, слушал. Я тоже слушал, но ничего вот только не слышал.

Ничего. Но почему-то, не знаю почему, я начал чувствовать, что путешествие мое подходит к концу. Скоро, очень скоро, так или не так, но все будет кончено. Это чувствует каждый, когда приходит время.

Вы когда-нибудь видели глаза собаки, которую ведут убивать?

Она чувствует. Что приходит время.

Интересно, откуда я это знаю? Откуда я знаю про глаза собаки? Я ведь ничего не помню. Того, что было до «Гнездышка Бурылина».

Стреляй сюда, в лоб. Сказала бабушка и дала мальчику ружье. А в другую руку дала веревку. А на веревке Рей.

Иди к реке, там овраг.

Мальчик добрался до оврага. Рея привязал к черемухе. Тот лег на землю и стал смотреть, а с веток свисала паутина черемуховой тли. Мальчик поднял ружье.

Линии сходятся в точку, земные токи, идущие поперек меридианов, завязываются в узел, вода наполняется мертвой песней, одуревшие киты втыкаются в атлантические пляжи. Скоро все кончится. Скоро.

Интересно, откуда я знаю про Рея?

Время тут на самом деле течет не так…

Может, у меня была бабушка? И собака? Может, у меня была собака!

Скоро уже. Узнаю. Узнаю, я очень постраюсь.

Пуэбло показалось на четвертый день. Вынырнуло из кустарника, из карликовых березок. Несколько десятков невысоких домиков, построенных из чего попало. Лачуги, в общем-то. Даже вала не было. Плетень. Единственным защитным сооружением был плетень.

– Худо живут, – сразу оценил Кипчак.

– Почему? – спросил я.

Кипчак втянул воздух.

– Свиньями не пахнет, курицами не пахнет, гусями не пахнет, – объяснил Кипчак. – Худо живут.

Коровин поглядел на Ляжку.

– На все рук не хватало, – сказал Ляжка. – Но я работал… И не надо на меня так смотреть, я между прочим для гномов даже азбуку выпустил. Кипчак, скажи.

– Хорошая азбука, – сказал Кипчак.

– Благодетель… – проскрипел Коровин.

– И не грабил их никогда, между прочим! – с вызовом сказал Ляжка. – Все только на обмен! Не то что…