Павлик

– Хороша?! – Павлик возмущенно фыркнул. – Да она великая! Я как услышал – так ощущение, будто кожу с живого сдирают! А это, как потом я выяснил, последний альбом его, Меркьюри то есть, перед смертью… Вот я весь альбом тогда и проглотил одним махом. Потом еще книга попалась про него: как жил, как умирал, – он опять осунулся лицом. – Я тогда впервые, наверное, по мужику-то и заплакал… Читаю, как он этот последний альбом записывал, а в ушах – рев его этот: «Шоу должно продолжаться вечно!». Читаю – и слезы ручьем! Да не ручьем – рекой! Он же от СПИДа умирал – медленно, но верно. И вот я, – Павлик совсем заледенел лицом, – себя на его место поставил! Я давеча сказал, что о смерти после снов этих впервые задумался по-серьезному, выходит, врал. Вот тогда я о ней задумался в первый раз, наверное. Денег – тонны, все красавицы мира, все красавцы – твои, а ты уходишь медленно… В черную ночь Гамлета… Другой бы – оргии там напоследок, зажечь как-то, конец свой неизбежный хоть чем скрасить, а этот, – губы у него задрожали, – альбом последний записывает! И какой!.. – он в упор посмотрел на собеседника и покачал головой. – Мне тогда так стыдно стало, что впору – в петлю. Что ж я языком-то своим поганым про него молол чушь всякую: педик, еще что-то… А теперь вот слушаю песню эту про шоу вечное, по кругу ее пустил – и слезы градом! Я себя представил на его месте, и понял, что мне не до песен было бы, не до альбомов… А он, – Павлик потянулся за салфеткой и вытер подозрительно заблестевшие уголки глаз, – а он – такое! Знаете, как говорят: назло смерти, дескать? Так вот тот альбом не назло смерти, а вопреки! Какая там смерть, когда дух такой! Через всю смерть, через ужас этот – людям последнее, так сказать, послание. Человек! И с такой большой буквы, что я сам себе мерзостью показался. Ни хрена в жизни не сделал, кроме говна разного, а туда же! – он тяжело вздохнул. – Мы вот давеча про этих как раз говорили, которые с ориентацией нетрадиционной, и вы сказали, что больной это вопрос у меня. Нет, я вам точно скажу: нет у меня тут никакого больного вопроса! Если Фредди Меркьюри – Человек, так мне пох абсолютно, с кем он спит, как, почему… Он – Человек, а остальное не важно: педик он или гетеросексуал обычный…

Игорь Сергеевич едва заметно улыбнулся:

– Так что, я не понял, можно и человеком быть, и э-э-э… – он замялся, – нетрадиционной сексуальной ориентации, что ли, по-вашему?