Павлик

– А вы «языка» возьмите, молодой человек. Вон абориген прямо по курсу, – Игорь Сергеевич кивнул в сторону возникшего неподалеку от автомобиля силуэта. Силуэт на поверку оказался мужчиной неопределенного возраста, который с веселым недоумением разглядывал внедорожник и его пассажиров. Козел еще раз подал голос и трусцой переместился к потенциальному языку, пристроившись возле его бедра, словно надрессированная собака. Оба продолжали таращиться на чужаков, при этом в глазах козла продолжала сверкать благородная ярость, а на лице неопределенного мужика ширилась добродушная улыбка. Вместе пара производила впечатление ожившего древнего символа, олицетворявшего единство и борьбу противоположностей, разве что единства в паре ощущалось больше, чем борьбы, но это могло быть временным явлением, как подумалось Павлику. И он оказался прав: рука аборигена скользнула в шерсть козла, и ярость в глазах животного моментально потухла. Козел еще теснее прижался к мужику и начал тереться об него, будто довольный кот. Зрелище вышло настолько комичным, что путешественники не выдержали и расхохотались.

– Матерь божья, до чего колоритная парочка!

С этими словами Игорь Сергеевич приспустил стекло, впустив в салон струю разнонаправленных ароматов. Пахло из Сокола всем. Настолько всем, что в первый момент сложно было даже сказать, чем конкретно, однако доминировал запах навоза – он с уверенностью забивал все остальные составляющие воздушного потока, отчего Павлик невольно поморщился.

– Любезный, не подскажете, где тут у вас вокзал железнодорожный?

Хозяин джипа приветливо кивнул аборигену, в ответ на что мужчина деревянно качнулся в сторону путешественников, и сразу стало ясно, что он мертвецки пьян. Не упасть ему помогла рука, железной хваткой стиснувшая шерсть застывшего рядом с ним козла, отчего тот снова издал горловой звук, а в глазах у него опять зажглись нехорошие огоньки. Впрочем, они быстро пригасли, и верный козел снова приник к бедру неустойчивого гражданина, тряся бородой и откровенным образом выпрашивая ласку. Судя по всему, животине не хватало любви, а аборигену – устойчивости. Он снова качнулся, козел тут же подал голос, после чего мужик попытался было сделать шаг в сторону вездехода, и этим волевым порывом нарушил критическое равновесие, бывшее еще секунду назад, но мгновенно прекратившее свое существование. Гражданин резко взмахнул рукой и опрокинулся бы навзничь, но от неминуемого падения его спас верный козел, в густой шерсти которого вторая рука аборигена застряла самым банальным образом. С глухим стуком бухой соколик брякнулся на четвереньки. Гортанный рев козла, очевидно, в этот раз содержал категорический протест против такого бесцеремонного обращения, поскольку он тут же резким скачком переместился на метр от источника непредсказуемых выходок. У общей картины живописности тоже резко прибавилось. Козел рыл землю копытом и тряс бородой, наклонив вперед башку с внушительного размера рогами, а потенциальный «язык» застыл на четвереньках и мотал головой, руку, из которой непостижимым образом исчезли опора и поддержка, он продолжал держать на весу. Он словно пытался нащупать в пространстве новую точку опоры, но не находил ее, и испытывал по этому поводу явный душевный дискомфорт. Впрочем, воли к победе в аборигене имелось в избытке, что и подтвердилось миг спустя. Потеряв надежду найти вожделенную точку опоры в воздухе, он опустил руку на землю, чем сразу напомнил Павлику бегуна перед стартом. Ноги у мужика тем временем уже двинулись вперед, а передняя часть тела все еще оставалась неподвижной, отчего обтянутый выцветшими штанами неопределенного покроя зад начал задираться над головой. Казалось, еще миг – и мужик переломится пополам, но тот совершил неприметное с виду, но невероятно эффективное и вместе с тем открыто противоречащее всем законам физики усилие и внезапно распрямился. Руки его при этом раскинулись в стороны так, будто он сейчас стиснет «Гелендваген» вместе с пассажирами в крепких объятиях. Возможно, даже приветственных, поди тут угадай. На лице аборигена снова заиграла широкая улыбка. Козел моментально переместился к нему и как ни в чем не бывало уткнулся ему в ногу массивной головой, снова откровенно напрашиваясь на продолжение банкета.

– От этого «языка» толку маловато будет, – Павлик скептически покрутил головой и вопросительно посмотрел на своего попутчика. – Может, по главной рванем? Всяко к центру ближе будет, а там уже вменяемого кого найдем, а?

– А этот вам чем не угодил? – Игорь Сергеевич с явным удовольствием разглядывал колоритную парочку, а развернувшись, подмигнул Павлику. – Шилова на них нет…

– А это кто еще такой?

– Художник, Павел. Художник такой известный. Портретист. Вот его бы сейчас сюда, для вечности друзей этих запечатлеть.