Павлик

– Кого, извините?! – удивление спутника было неподдельным. Он с подозрением уставился на невозмутимого Павлика, пытаясь разглядеть на его лице следы подвоха, а потом несколько раздраженно повел плечами и усмехнулся с издевкой. – При чем тут бенефициар какой-то? Знаете, молодой человек, какое ощущение у меня складывается? Мне кажется, что вы мне голову очень умело морочите, только цель вот пока не ясна!

– Ни в коем разе! – Павлик невозмутимо покачал головой, но не выдержав, едва заметно улыбнулся. – Я просто с вами на вашем языке говорить стараюсь, если что. Вы же аллигатор все-таки. Офшоры, бенефициары, – он рассмеялся, а потом неожиданно посерьезнел. – А если без шуток, то, прежде чем со смертью разбираться, вначале выясним: а кто же живет-то, собственно? – он легким взмахом руки пресек попытки оппонента что-то сказать и усмехнулся. – Вы подумайте лучше, а то опять скажете, что вам тут все очевидно.

– Но это действительно очевидно, Павел. Люди живут, если уж мы с вами про людей говорим. Рождаются, живут, умирают… Разве не так?

– Вы, Игорь Сергеевич, опять: как представитель малочисленного и богоизбранного народа, вопросом на вопрос отвечаете. Тогда определение дайте: а что такое, собственно, люди? Ну или человек, если вам этим термином пользоваться привычнее…

Бизнесмен некоторое время молча смотрел на Павлика, а после сокрушенно покачал головой:

– Я одного не пойму: вы серьезно это или нет? Что тут определения какие-то давать, если тут…

– И так все очевидно? – немного насмешливо подсказал тот. – А я ведь вам совсем недавно именно про это и твердил: стоит только разбираться начать в вопросе, от очевидности былой и следа не останется, а минут через десять вам и самому очевидно будет, что никакой очевидности тут нет, извините за каламбур. Вы же сейчас мне сказать готовы: а что тут, дескать, рака за камень заводить? Вот, мол, вы, Павел, вот – я, вон вокруг людей полно. Что тут усложнять, когда и так все ясно и понятно? Так?

– Примерно.

– Вот именно, что примерно. А мы ведь с вами уже касались краем этого вопроса. Помните, когда я пример с телом в коме приводил? Я же вам тогда все разжевал и разложил по полочкам! Люди в таком случае прямо говорят: впал, дескать, человек в кому и в ней находится. А разве есть в коме человек какой-то? Там же только тело пукающее и потеющее лежит. Да и то, если капельницу эскулапы поставили и следят за телом за этим…

– А к чему вы все это опять ведете?

– Да к тому, Игорь Сергеевич, что тут ключ ко всему самый главный находится! Мы же бездумно словами давно уже пользуемся. «Люди», «человеки», «жизнь», «смерть» – а что стоит за всеми словами этими, ни одна собака думать не будет. И правильно: зачем? Если и так все очевидно.

Павлик беззлобно спародировал оппонента, но тот обижаться не стал, а лишь усмехнулся. Молодой человек между тем продолжал:

– Но, как практика показывает, мы же тело в коме человеком по-прежнему называем! Но человека-то там нет уже! Нет там сознания, психики нет, один манекен биологический только. А если нет этого, о какой жизни говорить тут приходится?

Его спутник долго молчал, а потом недоуменно развел руками:

– Я повторюсь, наверное, молодой человек, но у меня все сильнее и сильнее ощущение, что вы издеваетесь надо мной просто. Ну не о смерти же тут говорить? Или как вы считаете?

– Я сейчас по вашим неверным стопам пойду, – Павлик торжественно погрозил ему пальцем. – Вопросом на вопрос отвечать стану, как вы это любите. Разве не с вами мы определение жизни дали? Разве жить – это не опыт бытия получать? Вот и скажите мне теперь, какой опыт кусок мяса на больничной койке получает? Там же нет никого, кто хоть какой-то опыт получать бы мог! Тело же автономно совершенно функционирует, как робот биологический, если хотите. Но психики-то с сознанием нет! Опыт там какой-то откуда, по-вашему, возьмется?!

Игорь Сергеевич замер с приоткрытым ртом, не имея аргументов возразить, и несколько секунд молча смотрел на Павлика, который явно наслаждался произведенным эффектом.

– Но вы же мертвым тело-то такое не назовете?!

– Нет, не назову. Только я же вам показал уже, что смерть и жизнь нельзя антагонистами считать. Ну в смысле того, что смерть жизни противоположна. Если вы эту пару противоположностей правильно осознали – рождение и смерть, то у вас разом все на свои места встанет. Тело родилось, но еще не закончилось. Да, не мертвое тело это, конечно. Жизнь в нем есть. Программы работают, процессы сложнейшие идут. Пусть и сбой определенный налицо, но смерти как конца тела тут нет. Но если мы с вами к нашему определению вернемся, то нет тут и никакого бенефициара, который бы опыт бытия получал… Нет того, кто живет…

– Но это же чушь какая-то получается! – Игорь Сергеевич раздраженно махнул рукой, но вскоре виновато улыбнулся. – Извините!

– Да бросьте, – откликнулся Павлик с великодушием опытного. – Тут с непривычки можно когнитивный диссонанс поймать…