Великий князь встретил сообщение спокойно и спросил: известны ли графу имена участников? Получив утвердительный ответ, Павел Петрович попросил Панина написать имена «заговорщиков» на листе бумаги, Панин написал несколько фамилий, после чего Цесаревич попросил графа подписать сей документ. Дальнейшее совершенно не соответствовало видан графа. Павел Петрович взял бумагу и произнес фразу-приговор: «Убирайтесь отсюда, предатель, и не показывайтесь никогда мне на глаза!» Цесаревич заслуженно расценил акцию графа как провокацию; для того чтобы «убрать» сына, Екатерине совершенно не требовалось составлять какой-то «заговор».
Чтобы довести всю историю до конца, Павел отправился с панинской бумагой к Императрице, которая «была также возмущена». Головина не указала время этой истории, но, возможно, это был 1794 год, так как в начале 1795 года Панин совершенно неожиданно был вынужден покинуть Петербург, получив назначение на место губернатора в Гродно. Почётная ссылка длилась недолго; уже в 1796 году Панин — член Коллегии иностранных дел…
25 июня 1796 года в Царской Семье произошло радостное событие: на свет появился новый царицын внук, которого при благодарственной молитве нарекли Николаем — будущий Император Николай I, Бабушка была чрезвычайно рада и, как и раньше, взяла новорождённого сразу же под своё покровительство. Павел Петрович так и не смог смириться с очередным актом насилия и сразу же после крестин, через неделю после родов, уехал в Павловск.
Цесаревна же. Мария Фёдоровна осталась в Царском Селе ещё на несколько дней. И в этот момент Императрица Екатерина решила нанести «решительный удар», который почитатели Екатерины II расценивали потом как «неудачный», хотя его с полным правом можно назвать если уж и не безумным, то глупым — наверняка. Она потребовала от невестки дать письменное обязательство не претендовать на Престол и добиться от Цесаревича согласия на передачу прав Александру Павловичу!
Мария Фёдоровна, хоть и не оправилась ещё полностью от родов, проявила неожиданно такую волю, которая потрясла Екатерину: супруга Павла категорически отказалась подписывать подобную бумагу и наговорила Императрице «дерзостей». Очевидно, Императрица настолько пренебрежительно относилась к невестке, что ей и в голову не могло прийти, что та способна на отпор. Вряд ли бы в другое время для Марии Фёдоровны подобное «своеволие» прошло бы без последствий; но Екатерина доживала свои последние недели и времени для «мести» уже не оставалось. Однако одно неприятное последствие Мария Фёдоровна все-таки получила.
Неизвестно почему, но она не рассказала об этой истории Павлу; возможно, просто побоялась, чтобы не травмировать. После же восшествия на Престол у него в руках оказалась та самая «отреченная» бумага, раскрывшая коварный замысел покойной матери. Павел Петрович, любивший во всем ясную определённость, не терпевший в своем кругу лицемерия и инспираций, заподозрил супругу в неискренности; её объяснения и слёзы не могли снять все подозрения. Так или иначе, но эта история способствовала охлаждению супружеских симпатий.
Не меньшее разочарование ждало Екатерину и тогда, когда она вознамерилась обсудить ситуацию с Александром Павловичем, которому и собиралась переадресовать Корону. Есть основания считать, что беседа имела место 16 сентября 1796 года, т. е. через несколько дней после скандала со Шведским Королем. Александр не хотел ни принимать участия в дворцовом перевороте, ни возлагать на себя ношу власти вообще; желание бабушки не вызывало у него никакого энтузиазма. По своей давней привычке он не сказал ни «да», ни «нет», просил время на «размышление».
Екатерине II ясно стало, что при столь вопиющей нерешительности внука, которую она приметила в нём давным-давно, нечего было и помышлять о дворцовом перевороте. Тут требовался железный характер, а его-то у любимого «Амура» как раз и не оказалось.
Сохранить в тайне эту историю не было никакой возможности, хотя в подробности её были посвящены только отдельные лица. По Петербургу начали курсировать зловещие слухи: якобы готовится Манифест, который будет опубликован то ли 24 ноября — день тезоименитства Императрицы, то ли 1 января 1797 года, в котором наследником Престола будет объявлен Александр. Утверждали, что участь Павла Петровича уже предрешена: он, отрешённый от всех видов на власть, будет сослан под арест в замок «Лоде» в Эстляндии.
Трудно сказать, в какой степени указанные слухи имели подлинное основание, но одно несомненно: Императрица никогда не отступала от намеченной программы, и невозможно предположить, чтобы в таком стратегическом вопросе она бы пошла на попятную. Существует легенда, что Екатерина составила особую «духовную грамоту», завещание, в котором называла восприемником власти Великого князя Александра. Если таковая бумага и существовала, то, как и некоторые другие документы по этому делу «о государственном перевороте», исчезла без следа.