Пока мой бедный заложник везет нас к дворцу закона, я перебираю в голове досье на Кулбуро Фериса, досье, которое я некогда извлек из архива, прочел разок и бросил обратно за ненадобностью. Дело в том, что Кулбуро был приговорен к двадцати годам тюрьмы и отправлен в Череп-На-Костях. Две декады тому назад слава о неуловимом воре-домушнике гремела чуть ли не на всю империю. Он заглянул практически во все сокровищницы почти всех богатейших семей столицы, и никакие преграды, никакая стража и ловушки не помешали ему войти, взять и выйти. Пока однажды он не совершил одну непростительную ошибку — побывав в сокровищнице л’Калипса, он вернулся туда во второй раз. Видимо, удача этого вора была очень, очень капризна и не простила ему такой наглости. Как и семейство л’Калипса. Двадцать лет — громадный срок, особенно для существа, чья жизнь в лучшем случае продлится полвека. Мою ошибку можно простить, этот птенчик должен был быть уже давно мертв.
— Дай мне камень.
Себастина протянула мне булыжник величиной с кулак. Острые неровные грани, оттенок и текстура навевают мысль о желтовато-белом песчанике, но тяжел и тверд, как гранит.
— Хозяин, зачем вам святыня люпсов?
— Хочу кое-что проверить, хотя за это Акельд наверняка попытается отгрызть мне руки, когда заметит.
— Думаете, он заметит?
— Не сразу, но я уверен, он бы заметил пропажу и меньшего кусочка. Надо торопиться.
В Башне меня уже дожидались два десятка вооруженных агентов и три грузовых стимера без гербов и опознавательных знаков. Я собирался сразу после визита на Волчий отправиться в Танда-Тлун, в гости к господину послу, но вот планы молниеносно поменялись. Я приказал следовать за экипажем, и вместе мы выдвинулись к Птичьему Базару. Добраться до района авиаков удалось только во второй половине дня, все-таки Старкрар — большой город.
— Он облюбовал склад на Сорок четвертой, тот, что сгорел два года назад и наполовину развалился. Слышали о том пожаре?
— Склад рядом с конюшнями Матуиса? Слышал, конечно, несчастные животные тогда разбудили всю столицу. Останови здесь и езжай куда подальше, твоя работа выполнена. Передай Туззу мои благодарности.
— Ага, он их ждет, дождаться не может! Кстати, добрый тан, не бросите ли монетку за пользование экипажем?
— Себастина, выдерни этому засранцу ноги.
— Слушаюсь, хозяин!
Кучер изо всех сил хлестанул лошадей и, завывая, унесся прочь. Я остановил свою горничную.
Первый и лучший способ поимки авиака — это ловушка! Авиаки по природе своей любопытны, имеют живой ум и страдают от неуемного любопытства. Если авиак нужен живым, то лучше запастись сетями, а если риски слишком велики, то в дело идут меткие стрелки. Я расставил снайперов на крышах вокруг обугленного, наполовину сгоревшего склада с приказом стрелять быстро и только по крыльям. Если они убьют его, мне от этого будет не легче, а если он взлетит слишком высоко и рухнет, переломав свои полые кости… В общем, тот же цыпленок, только табака.
— Внутрь пойду только я и моя горничная. Ждите сигнала.
— Понял, митан, — отозвался Торш, передергивая затвор штурмового карабина.
— Зачем вы похватали эти здоровенные штуки? Мы же Ночная Стража, наше оружие — револьверы и кинжалы! Берите пример с меня!
— Простите, митан.
— Вам дай волю, вы и главный калибр с дирижабля свинтите.
— Прошу прощения, митан. А… какого сигнала нам ждать?
— Выстрела. Или я крикну ваше имя. Вы поймете.
Вместе с Себастиной я неспешно направился к раскрытым воротам складского помещения. Несколько лет назад здесь случился пожар, судя по всему, хозяин повздорил с людьми из Черни, отчего-то решив, что не нуждается в их «защите». Люди из Черни решили его переубедить, пустив на хозяйство «красного лиса». С тех пор это и еще несколько полуразвалившихся зданий отданы на откуп бездомным бродягам и любому проходимцу, который не боится к ним приближаться. Я тот еще проходимец, и я не боюсь.
Вынув револьвер, я прошел по длинному помещению. Грязный пол, грязные стены и балки, огромная дыра в потолке, шевелящаяся куча мусора…
— Себастина, что это?
— Это выглядит, как мусор, и пахнет, как мусор, но оно шевелится. Я не знаю, хозяин.
Мусорная куча повернулась и глухо выругалась, после чего пару раз… чирикнула?
— Святая Луна, ты только посмотри на это!
— Я вижу, хозяин.
— Это же… это же… это старый больной индюк, а не великий Кулбуро Ферис!
Существо, валяющееся под стеной на полу, заворочалось, когда моя горничная слегка пнула его острым носком ботинка. То, что мы увидели, было старым больным существом, обрюзгшим, с потускневшим растрепанным оперением и растрескавшейся восковицей. Некогда он был сверкающим арани с ярким красным оперением, огромным кривым клювом и широким размахом крыльев, а теперь…
— На тебя больно смотреть, старик.
— Тогда заткнись и отвернись, — прохрипел он, наконец проснувшись и с трудом сев. Ферис вытащил из кармана своего вонючего плаща-балахона деревянную флягу с длинным горлышком, приложился к ней клювом, мерзко закашлялся и спрятал обратно. — Кто такие? Я вас не знаю… Идите…
— Кулбуро Ферис, это твое имя?
— Было мое.
— А как тебя зовут теперь?