— Любопытно. Мы не узнали, кто бил наших солдат тогда, а Луна дала нам шанс узнать это сейчас. Разве не замечательно?
— Если это кажется замечательным вам, хозяин, значит, это так.
Торш обещал показать мне тела наших агентов, которые не пережили прошлую ночь. Исходя из его тона, я надеялся увидеть нечто из ряда вон. И увидел. Так порвать человека на клочки не всякой твари дано!
— Наводит на мысль о стае безумных мясников. Как думаешь, люпс мог так человека выпотрошить?
— Нет, хозяин.
— Совершенно верно. Люпсы никогда не убивают, если не собираются съесть, а тут много ошметков, но ничего… — Я внимательнее осмотрел залитый кровью снег под стеной чьей-то халупы. — Нет, ничего не съедено. Все внутренние органы извлечены, но от тел не удалены. Так, соберите их в мешки и увезите! Себастина, обязательно напомни мне отправить письма с соболезнованиями семьям и распорядиться насчет пенсий.
— Всенепременно, хозяин.
По-хорошему я обошелся бы только пенсионными выплатами, но люди слишком большое значение придают соболезнованиям.
— Торш, полагаю, хозяин этого дома ничего не слышал ночью?
— Ничего, мой тан.
— Тогда он либо очень крепко спит, либо лжет. Или же наш человек погиб внезапно, без сопротивления. Удар в спину, удар по горлу. Если нанести такие удары незаметно, то жертва уже не… Мне нужны отчеты о вскрытии… О досмотре содержимого.
Агенты Ночной Стражи в перчатках из телячьей кожи собирали ошметки в сумку.
— Митан, пожалуйста, посмотрите сюда.
Я приблизился, рассматривая отпечаток узкой ступни рядом с одиноко лежащей в разворошенном снегу почкой.
— Это отпечаток сапога моей горничной… Хотя… — Смутные сомнения потянули свои лапы к моему мозгу. Нельзя быть таким самоуверенным! — Себастина, а ну-ка подойди.
После небольшого эксперимента моя гипотеза не подтвердилась.
— Отпечаток чьей-то ноги, острый сапог, каблук средней величины, судя по глубине и форме — женский. Сделайте слепок и приобщите к прочим материалам дела. Здесь была женщина, господа, и, хотя я не вижу, как это может нам помочь, это важно! Кстати, не уносите тела далеко, — сказал им я. — Пусть Варзов посмотрит.
— Господин Варзов уже осмотрел их, — ответил подчиненный.
— Господин Варзов вышел, — слегка дрогнувшим голосом сказала Себастина.
Антонис остановился на грязном истоптанном снегу, как обычно безукоризненный, отстраненный и до крайности чужой всему окружающему миру. Думаю, если бы у этого человека была естественная среда обитания, это была бы или кровавая грязь скотобойни, или стерильная чистота операционной.
— Что думаете, господин Варзов?
— Думаю, что нашел что-то любопытное, что займет меня на некоторое время.
— Добавите эти раны в свою коллекцию?
— Не раньше, чем смогу классифицировать и воспроизвести.
Как я уже говорил, у многих тэнкрисов и нетэнкрисов есть увлечения. Порой даже не совсем обычные. Антонис Варзов коллекционировал различные виды ранений, а потому считался профессионалом высочайшего класса в этой области криминалистики. А еще эти таланты неизменно служили ему на ниве инсценировки несчастных случаев.
— А как вам мои погибшие люди?
— Их просто очень сильно порубили.
— И только?
— А разве много надо, чтобы хорошо искалечить простое человеческое тело? — Он слегка склонил голову и чуть приподнял бровь, глядя на меня. Мне показалось, что он насмехается, но тонкие губы не дрогнули ни на миллиметр. — Хорошая физическая подготовка, острое оружие, скорость, сноровка и выносливость. И еще жестокость.
— Ваша правда.
— Скорее всего, их убили не тем же самым оружием, что и детей, это было что-то более существенное. И еще, убийцы были злы.
— Личные счеты я отметаю сразу, — отрезал я.
— Необязательно личные счеты. Разве нужно быть с кем-то лично знакомым, чтобы заочно его ненавидеть? Нет, конечно.
— И снова вы правы, господин Варзов, — сказал я, внутренне усмехаясь его непринужденной подаче этой спорной точки зрения. — А что с углем во рту?
— Думаю, они не сами напихали его туда.
Я улыбнулся, хотя и понимал, что Варзов не шутит. Порой он озвучивал очевидные вещи, сам того не понимая. Такое бывает с людьми, у которых нет и никогда не было чувства юмора.
— Рты, набитые углем, — это послание своего рода. Уголь не имеет значения, с тем же успехом это могла быть земля или глина. Но забитый рот означает наказание для стукача. Когда заключенные на каторге ловят доносчика, его сначала убивают, а затем запихивают что-нибудь в рот. Тряпку обычно.
— Я знаком с обстоятельствами дела де Моранжаков, — сказал Антонис Варзов. — В отчетах констеблей сообщается, что вы остановили угольщика и стали его расспрашивать. Я пришел к выводу, что за вами могли следить.
— Значит, мы пришли к одному и тому же выводу, господин Варзов, — улыбнулся я. — Я думаю, убийца, или тот, кто ответственен за смерть де Моранжаков, был еще там и внимательно следил за нами. Кто обязал вас заняться этим делом, Антонис?