Паучий Замок

  У себя в школе, на вечерах, я уже бывал свидетелем таких "прогулок". Сначала клиента раскатывают "на слабо", а когда он, забыв о здравом смысле, начинает строит из себя героя, выходят из тени ещё четверо... Поэтому я предупредил всех героев, а особенно, Пашку, чья несдержанность мне была особенно известной, не выходить, не пить, не заводиться, а если что, то - ко мне!

  А вокруг лилось, чавкалось, хлопало меня по плечам, под нос совались кружки, шёл обычный нормальный праздник и виновники торжества, как и положено, были забыты после десятого тоста, процесс шёл сам по себе.

  Я немного отплясывал, но, видимо, мой инертный взгляд и браслет на руке значительно снизили у девчонок серьёзные намерения, и мне даже нравилось плясать ради танца, не делая попыток проявления более серьёзных отношений, и они этот тон тоже принимали с уважением. Тем более что по рисунку знали, чей это браслет.

  Поэтому, трезвый, настороженный и ни к кому не приклеенный, я заметил в толпе наш новый яркий костюм с барышней, около которого двигалась фигура неприятная. Она прилипчиво двигалась без партнёрши и стремилась к этому костюму и следовала за ним неотвязно, и я пошел в ту же сторону, и успел подхватить руку, блеснувшую кусочком металла, нажать на локоть, а кисть завести за спину. Это движение заставил меня до автоматизма выучить отец ещё в третьем классе, когда начались первые мальчишеские разборки.

  Парень от боли опустился на колени. Если нажать чуть сильнее, то он заорёт, а если ещё сильнее, то пальцы выронят нож.

  Я держал до тех пор, пока окружающие не поняли, что это уже не танцы, остановилась музыка, образовался круг, в который вошел Охотник и тогда, плавно поднимая дурную кисть, я вложил в руку принца ножик. Очень похожий на Пашкин трофей после битвы у реки.

  Воровской нож. Маленький, кривой, и с дыркой под пальцы, ручки у него нет. Таким удобно незаметно подрезать жилу на руке или ноге и раненый сначала падал, а только потом приходила боль, когда нападавший был уже в стороне. Дорогой нож. Прячется в ладони. Его делают из хорошей стали, которую можно наточить как бритву.

  - Ну и что ты скажешь?

  Голос принца был холоден, очень холоден. Весь позор сломанного вечера ложился на него, кто бы ни держал это оружие. Кроме того, вряд ли он был один, такие, обычно держатся сворой.

  - Это враги!!!

  - Они спасли твоих братьев.

  - Этих слабаков?! Которых взяли как сусликов? Раньше никто даже не слышал ни о каких вартаках, а этим просто надо выкрутиться.

  - Откуда ты можешь знать, что там было?

  - Да ничего не было, и эти, тоже мне, герои! Наши воины не хуже!

  - Разве они срамили наших воинов?

  - Да они трусы, просто трусы, вот и молчат!

  Это уже было оскорблением, причём, серьёзным, смываемым только кровью и, конечно, я тут же услышал такой родной, спокойный и леденящий, как камень, голос:

  - Я, значит, тоже трус! Но ты, со своим жалким ножичком просто мокрая сопля, а если тут рядом есть твои дружки, то они ещё хуже, и пусть у них не будет детей, если струсят показать свои благородные рожи!

  Ну, всё. До этой яркой речи виновника мог наказать сам Охотник, хозяин бала это его вотчина. Но после Пашкиной тирады мирного решения уже быть не могло. То, что он сказал, было ритуальным проклятием. Наивные воины верили, что не окроплённое кровью, оно и впрямь может лишить потомства. Поэтому вперёд из толпы вышел ещё один. Молодой, здоровый увалень. Он хотел иметь наследников, хотя ещё не был женат, а значит, был обречён на драку.

  Противники обменялись ещё парой комплиментов, узнав, кто, чей сын и насколько каждый из них состоит из дерьма. В это время по знаку принца, который хорошо понимал обычаи своей страны, освободили один из коридоров и натыкали его факелами.

  Я сначала не понял, почему бы не пойти, как и положено, в кустики, то бишь, на улицу, на пустырь, но, глядя на 'ещё одного', понял, что их может оказаться и трое, и четверо, а камень из темноты ничем не отличается от обычного.

  Пашка надел старую безрукавку и королевский шлем, который сам по себе о многом говорил. За это время осветительные работы закончились и с двух сторон уже лежало по кучке камней.

  - До крови?

  - До смерти!

  Чем я мог помочь другу? Единственному землянину, человеку, чем? Пашка уже преступил ту грань, перед которой ещё можно просюсюкать '..подставь правую..' потому что перед ним был не просто враг, который бы честно стоял в строю на поле боя, нет, это против него шла Мерзость, не имеющая ни национальности, ни своей Галактики.

  Но всё же он играл на публику, поэтому ждал, пока первый камень полетит в него, и только потом просвистел быстрый ответ в правую руку противника, которая дёрнулась от боли, но всё же нанесла следующий удар. Опять Пашка отклонился, реакция у него всегда была замечательная, а сейчас он был зол и трезв.

  Ответ - опять в правую руку! Я теперь понял его замысел и с интересом следил, когда же это поймёт противник, гадкая улыбка которого сменилась злым оскалом. Бросок! Пашкин камень полетел навстречу и отбросил снаряд, летевший в него, и тут же опять удар - в правую руку!