Патроны чародея

Он вдруг насторожился, резко повернулся в седле.

– Видишь вон ту гору?..

– Ну?

– У нас, – проговорил он страшным шепотом, – в такой же нашли, ну, просто сумасшедшие запасы золота. Да не песка, а самородков!.. С орех. Говорят, один отыскал даже с конскую голову. А с той стороны был потайной грот… ну, не потайной, просто кустов наросло, вход закрыло… Один дурак просто свалился с горы и таким образом обраружил…

– И что в том гроте?

Он сделал страшные глаза и ответил свистящим на мюлю вокруг шепотом:

– Драгоценные камни!

– Уродились в той горе?

Он покачал головой.

– Я тоже так сперва подумал, потом решил, что так не бывает. Боги не кладут в одну корзину все яйца. Наверное, какой-то король, убегая из дворца, спрятал там всю казну, а сам пустился уводить погоню.

– И не увел, – сказал я. – Иначе бы вернулся. Не пойму, что тебя заставляет странствовать? Жажда наживы или поиски приключений?..

– Я же рассказывал про дуэль!

– Помню-помню, – заверил я, – но ты же мог где-то осесть? У тебя хватало средств для небедной жизни.

Он громко фыркнул.

– Чего? Мне всегда не хватает!.. Но ты прав, у меня просто здоровая и понятная жажда находить богатства. Чем больше, тем лучше.

– Только из-за богатств?

– Только! – ответил он решительно и твердо, но, подумав целый миг, уточнил: – Но без приключений жизнь пресная. Потому самые лучшие богатства, которые не сваливаются на голову, а которые выдираю из рук сильного и опасного врага! Можно просто у противника.

– Тогда понятнее, – сказал я. – Какая чистая и благородная душа.

Он ответил обидчиво:

– Я могу тебя обозвать еще хуже!

– Ладно-ладно, – сказал я, – мы все мимикрируем под наглых и подлых, чтобы нас боялись и уважали. А назвать человека благородным и честным – это оскорбить и как бы намекнуть, что дурак из дураков…

Он изумился:

– Ты о чем?

Я принужденно рассмеялся.

– Да это я так, шучу. Представил себе, что такой мир существует.

Он сказал обиженно:

– Ну и заскоки у тебя…

В Уламрии все-таки лес светлее, чем в королевстве Нижних Долин. Березняк за березняком, а по ту сторону реки строгий сосновый или из темных лиственниц с неимоверно толстыми и крепкими, словно из камня, стволами.

Кони с удовольствием пробежали по мелководью, пересекая одну за другой две мелкие речушки. Дальше пошли по распадкам, обогнули цепь крупных и достаточно молодых холмов.

Фицрой обернулся, крикнул:

– Ночлег!.. Самое удобное место!.. Да и пора.

Кровавый закат перемежается ослепительно-белыми полосами второго солнца, что двигается по ту сторону облаков и скроется за горизонтом раньше, чем померкнут краски алого и багрового.

Фицрой коням спутал ноги и пустил щипать траву в лесу, а для нас выбрал укрытие под неприятно нависающей скалой.

Я посмотрел на грозный козырек в несколько сотен тонн, поежился, но Фицрой хмыкнул.

– Чего?.. Тысячи лет не рухнуло, а сегодня ночью возьмет и обвалится?..

Я сказал с неохотой:

– Верхним умом понимаю, но нижним боюсь.

– Есть и плюсы, – сказал он.

– Какие?

– Если выскочит третья луна, мы в укрытии.

– А ты предусмотрительный, – сказал я с удивлением. – А кажешься совсем безголовым.

– Безголовые долго не живут, – сообщил он и уточнил: – Зато гибнут красиво. И песни слагают о них на разных наречиях…

– Не завидуй, – сказал я. – У нас все впереди.

Он расхохотался.

– Да, еще столько побед. И не только над женщинами.

Он разложил на чистой скатерке сыр, мясо и хлеб, вытащил кувшин с вином. Я достал нож, но подумал и отдал Фицрою, пусть сам режет. Я настолько привык к аккуратно упакованным ломтикам, что даже не представляю, что человек тоже может вот так или почти вот так ровно нарезать мясо, сыр, хлеб…

Зато наполнить чаши с вином, наверное, сумею. Вот только чаш Фицрой почему-то не захватил. Даже не знаю, как обойдемся. Наверное, так и привезем полный кувшин обратно.

Он как понял мои трудности, поторопил:

– Первый глоток за мстящим глердом, второй – за соратниками. Меня можно считать за двух или трех соратников. Давай быстрее, у меня зубы капризные, без вина мясо жевать отказываются. Да что там мясо, даже хлеб не берут…

На головой сонно вскрикнула ночная птица, эти укладываются спать еще с началом сумерек, процокала коготками шустрая белка, сбросив нам на головы пару прозрачных чешуек, словно на вершине дерева расселась стая осетров и чешутся о ствол спинами…

Я улегся под деревом, в полузабытьи наблюдая, как вышли на охоту ночные муравьи, более крупные и защищенные от ночного холода волосками, почти шерстью. Собирают заснувших в оцепенении на цветках мух, жуков и шмелей, с торжеством волокут в норы.

– Молодцы, – пробормотал я, – только меня не тащите… Не пролезу в нору, зря упреете…

Глава 6

Утром на рассвете перешли третью реку. Вода в это время года коням по брюхо, это весной и осенью несет подмытые деревья и волочит громадные камни. На том берегу такой же мирный лес и чирикающие птички, хотя за границей все должно бы быть иначе.

Фицрой однако посерьезнел, посмотрел по сторонам, лицо стало строже и решительнее.

– Страна врага? – спросил я.

– Пока только противника, – ответил он.

– Сразу полегчало, – сказал я.