Анни. Когда вы еще жили на чердаке и каждое утро на свет разглядывали ваши единственные панталоны, вам чудилась подруга: честная блондинка, с душой возвышенной, как облако, и чистой, как источник. Вы искали Маргариту — и не нашли. Голубчик, их нет больше! После войны вы не заставите элегантную женщину, если она не голодна, пачкать руки и потеть во имя принципов и добродетели. Но зато мы умеем рассказывать сказки, — забудете человечество, лежа на подушке рядом с какой-нибудь пепельноволосой головкой. Двадцать раз назовете паразитом такую продувную мордашку, бормочущую напомаженным ротиком упоительный вздор. В двадцать первый честно сознаетесь: она вещественнее ваших бредней о человечестве.
Рудольф
Анни
Рудольф
Анни
Рудольф
Анни. Кровь? Вы — фантастическое чудовище. Понимаете это?
Рудольф. Очевидно, вы — правы. Но в данном случае — не понимаю.
Анни. Не понимает… Пытка!
Рудольф. Может быть, вам будет легче сказать прямо, что я должен сделать.
Анни. Женщина валяется у его ног. Приговор жизнь или смерть — от его согласил…
Рудольф. Согласия — на что?
Анни. Почем я знаю! Отец сказал: если Рудольф согласится и подпишет, мы спасены.
Рудольф. Вы, Анни, будете спасены. И это — все?
Анни. Все, что могу предложить: взамен мировой славы — возьмите меня.
Рудольф. Не пугайтесь, пепельноволосая моя женщина… Я вас не схвачу, — я еще не брился. Переменю воротничок и вычищу зубы. Не презирайте. Холодная, прекрасная… Беру, беру, — взамен мировой славы. Сокровище мое!
Блех. Товарищи здесь? Мюллер, позвоните в заводский комитет, пусть они кончают болтать.
Мюллер
Блех
Мюллер. В двадцать две минуты двенадцатого биржа была закрыта. Господин Зейдель, все ценности покатились вниз. Боже мой, если бы вы видели, что творилось!
Блех
Анни. Рудольф согласен.
Блех. Что?
Анни. Подписать.
Блех. Пусти. Я достану сигару.
Мюллер. Члены заводского комитета сейчас будут, господин Блех.
Блех
Рудольф
Блех. Сын мой, мальчик мой! Закончи. Подпиши. Приедут русские, я хочу говорить с договором в кармане.
Рудольф
Блех. Понедельник.
Рудольф. Анни… Зачем?
Мюллер
Блех
Мюллер. Боже мой, боже мой, снова ноябрьские дни!