Патент 119

Блех (поднимает цветок, подает Рудольфу). Дама — странствующему рыцарю. (Смеется.)

Рудольф(берет цветок, глядит на Анни). Примирение и понимание.

Блех. Так вот: сто восемнадцать патентов Конрада Блеха — это сто восемнадцать гениальных изобретений Зейделя. Не мое — его имя должно греметь по всему свету. И я это сделаю. Я к этому иду.

Анни. Браво, папа! Ты всегда был элегантным человеком.

Блех. Ого, мы еще поживем! Срок договора истекает сегодня. Я предлагаю продлить его еще на три года — на тех же основаниях.

Рудольф. Еще на три года?

Блех. Как раз кризисное время… Голубчик, вне завода и без меня вы будете продавать спички на улице. Вам никто не поверит, что вы автор патентов Блеха.

Рудольф. Еще три года продавать самого себя?

Блех. Дитя мое, все — товар. И гениальность — товар.

Рудольф. Позвольте мне подумать…

Анни свистит на площадке.

Блех. Я принужден быть жестоким, мой дорогой мальчик. Вы сами поблагодарите меня когда-нибудь. Подписывайте.

Анни. Господа, кончайте эту тяжелую сцену!

Рудольф. Хорошо. (Берет перо.)

Блех. Внимательно прочтите приписку к договору.

Рудольф читает. Анни продолжает свистеть.

Рудольф (тихо). Я не могу подписать.

Блех. К ста восемнадцати патентам вы прибавляете еще только один. В чем дело?

Рудольф. Этого патента я не могу отдать, господин Блех.

Блех. Почему?

Рудольф. Ничего лучшего я никогда не создам. Это моя главная, моя капитальная ставка.

Блех. Вздор, вздор! Шутя придумайте сотню еще и не таких штучек.

Рудольф. Шутя? Бессонные ночи, по двадцать сигар в ночь… Шутя! Вы сладко спите, господин Блех. У меня болят глаза, болит мозг. И вам к утреннему кофе — новый гениальный проект на блюде. Гениальный! Пусть это моя высокомерная глупость, — в такой глупости — тоже вдохновение. Я — есть я. Завтра — продавать спички? Пусть нищенство, голодная смерть! Но, понимаете, покуда не высунется язык, хочу повторять: это я, я, не призрак, не аноним, Рудольф Зейдель! Берите все, но этот — сто девятнадцатый — мой. Вы не знаете, о чем я мечтал, работая. Надежда… Хотя бы призрак славы… Призрак свободы… Все-таки я хочу большего, чем триста марок. Анни, мне трудно отказывать. Плюнуть в самого себя… Зачеркнуть…

Анни. Какие тяжелые дни!

Блех. Голубчик, вы все воспринимаете слишком болезненно. Тяжелые времена. Выпьем кофейку.

Анни спускается по лестнице. Звонит телефон.

Блех (бросается к трубке). Биржа!

Анни, спустившись, заваривает кофе в электрическом кофейнике, потом достает из стенного шкафа бутылочку ликера.

Анни. Мне хочется кричать от боли… От боли; и беспомощности.

Блех(в телефон). Берите машину… Мюллер, я говорю, немедленно берите машину. Я жду. (Кладет трубку.) Надежды, кажется, никакой…

Анни. Это — с биржи?

Блех. Да. Общее падение.

Анни. Как же, папа?

Входят Липке и двое служащих.

Липке. Доброе утро, господин Блех.

Блех. Депутация?

Липке. От служащих, господин Блех. Мы собрались в конторе…

Блех. Ну?

Липке. Распространился тревожный слух…

Блех. Что контора не будет платить жалованья, что всех выкинут на улицу?

Липке. О, господин Блех, мы не позволим себе даже подумать о таком ужасе!

Блех. Пойдемте, я поговорю… Мужества, мужества, господа! Что такое — повесили носы? Будьте мужчинами, чёрт возьми!

Блех, Липке и двое служащих уходят.

Анни (Рудольфу). Два слова, о моем отце. Он испортился, он был лучше. Он растерян. Говорит глупости, шумит и в глубине понимает, что погиб. Мне его жалко. Мы с вами, Рудольф… О, жизнь впереди! Но папочка!.. Опять все сначала. Столько лет он карабкался наверх! И когда вот — свой дом, обеспеченная старость — крах… Быть может, придется расстаться даже с этим домом. (Чокается.) Ну, за что же?

Рудольф. Простите меня, Анни, я недостойно раскричался.

Анни. Руку! (Встряхивает его руку.) Забыто. (Поправляет цветок в его петлице.) Я не хочу, чтоб вы думали обо мне вкривь и вкось.

Рудольф (берет ее за руку). Можно? (Целует.)

Анни. Можно, конечно, можно. (Кладет ему руку на плечо.) Я беспомощная, я ничего не умею, — спорт, немного музыки. Я потребительница индустрии Люкс. Элегантная женщина из промелькнувшего лимузина. Правда? Ведь вы — так думаете обо мне?

Рудольф. Бог знает, что вы говорите, Анни!