Пассажирка с «Титаника»

Невидимый собеседник не торопился с ответом. Лавров слышал его дыхание и запах хорошо выделанной кожи. Вероятно, хозяин загробного мира любит кожаную одежду. Он где-то рядом, совсем близко. Но разглядеть его невозможно. Стоит пошевелить головой, и от боли темнеет в глазах, а руки и ноги не двигаются. Вот как чувствует себя покойник.

Стоп. Разве покойник чувствует себя?

– Эй, как тебя там? – окликнул он хозяина преисподней. – Сатана, Дьявол, Вельзевул?

– Зачем же так грубо? Зови меня Плутоном.

– Пусть будет Плутон, – согласился сыщик. – Почему мое тело не слушается? Не говори, что я мертв и окоченел.

– Я тебя связал. Крепко. Больно ты шустрый, парень. А мне лишние хлопоты ни к чему.

– Чего тебе от меня надобно, Плутон?

– Ты путаешь, – сладко пропел баритон. – Не мне от тебя, а тебе от меня что-то понадобилось. Не я к тебе, ты ко мне пожаловал. Прямо с кладбища. Ха-ха!

Голос показался Роману знакомым. Где-то он его слышал совсем недавно.

– Я следил за Балычевым. Может, это ты и есть? Ты убил Генриха? И певицу, и менеджера, и… свидетельницу?

По стенам пещеры стекала кровь, метались багровые тени. Лавров не сразу сообразил, что тут горят факелы. Чем еще освещать подземное царство? Не электричеством же?

– Генрих перешел мне дорогу, – отозвался баритон. – А остальных ты зря приписал. От своего я не отказываюсь, но чужое на себя не беру.

Сыщик решил не настаивать. Пусть Плутон объяснит, как он прикончил Генриха. Что за способ такой?

– Бедолага заплатил жизнью за скандал в «Мулен Руж»?

– Скандал – сущая безделица, – возразил баритон. – Он женщину у меня отобрал. Возбудил мое безумие! Никто не смеет вмешиваться в мои любовные дела.

– Владыке загробного мира любовь чужда.

– Тогда бы он не похитил прекрасную Персефону, дочь Зевса и Геры. Она собирала цветы… а повелитель мрака подглядывал за ней. Вдруг разверзлась земная твердь, дохнуло ядовитым смрадом, и вылетели из преисподней черные кони, запряженные в золотую колесницу. Возница схватил девушку и увез с собой в обитель блуждающих душ.

– Это миф. Я в детстве читал. Сказка.

– Плохо читал, – хохотнул баритон. – Потому и попал сюда. Однако ты меня озадачил, парень.

– Чем же?

– Напраслину возводишь! Генриха я испепелил, поделом ему. А прочее – наговор.

– Может, ты тренировался? Сначала певицу испепелил, потом… ладно, не важно. Кстати, как ты это делаешь?

– Я Плутон! Бог загробного мира! Мне подвластна смерть. Я наслал ее на неугодного, и тот преставился у меня на глазах. Если хочешь знать, я сам не ожидал столь быстрого эффекта. Думал, Генрих помучается, а я позабавлюсь. Но все произошло почти мгновенно. Он опять огорчил меня, чертов докторишка!

– Значит, это твоих рук дело?

– А ты сомневаешься?

– Нельзя было просто сделать так, чтобы у машины Генриха отказали тормоза, например? Или сбросить кирпич ему на голову?

– Обижаешь, – рассердился баритон. – Такое любой человек может устроить своему ближнему. Тормоза повредить, выстрелить или подрезать. Царские забавы – иного рода. Ты попробуй поразить врага силой своего гнева! Чистого, незапятнанного применением подручных средств! Лучшее оружие то, которое невидимо. Генрих умер, а у закона нет ко мне никаких претензий. Представляешь?

Лавров представил. Ему было страшно даже подумать, какие последствия может иметь способность убивать, не оставляя улик и следов. Никто, нигде и никогда не будет чувствовать себя в безопасности. Разве что Плутон перестанет гневаться. Но похоже, он не отличается терпимостью и смирением.

– Впечатляет? – самодовольно осведомился владыка загробного мира.

– Ага.

Будничный тон разочаровал Плутона. Он ожидал бурного восторга или на худой конец смятения и ужаса. Пленник не порадовал его ни тем ни другим.

– Скучный ты, братец. Видно, сказывается черепно-мозговая травма. Что мне с тобой делать, ума не приложу, – посетовал баритон. – Отпустить, что ли?

– Куда отпустить? Я же мертвый.

– Совсем ты плох, бедняга. Встряхнись! Давай повеселимся напоследок.

– Разве в аду веселятся?

Плутон пригорюнился. Ему хотелось развлечься, а пленник не проявлял желания составить ему компанию.

– Чего ты скис, парень? Подумаешь, умер? С кем не бывало?

– Ладно, уговорил, – согласился Лавров. – Что можешь предложить? Банкет? Девочек? Сауну?

– Да что угодно, – оживился Плутон. – Ты только скажи, я вмиг исполню. Хочешь, мои девочки тебе канкан спляшут? Не хуже, чем в «Мулен Руж». Знаешь, какую оперетту знает весь мир? «Орфей в аду» Оффенбаха! Не в раю, заметь. Под эту музыку отборные красотки парижского кабаре поднимают юбки, закидывают ножки и показывают нам свои кружевные панталоны. Ха-ха-ха-ха! Это же вечный праздник, мой друг!

– Я тебе не друг.

– Друг, враг, какая разница? Все двойственно. Взять, к примеру, любовь. По-твоему, это добро или зло?

– Добро, – не подумав, брякнул Лавров.

– Но стоит ей вмешаться, и друг может оказаться врагом, а враг – другом.

Роману пришел на ум Генрих. Неужели смерть настигла того по причине ссоры с Балычевым? Фактически Плутон признался, что это он убил доктора. Значит, он и есть Балычев?