Пассажир без билета

— Подойдите, пожалуйста, сюда, с вами хотят поговорить, — сказал он, кивнув на койку рядом. На ней неподвижно лежал человек с забинтованным лицом.

Левка подошел.

— Говорят, вы из цирка? — спросил забинтованный раненый.

— Да.

— Кто вы?

— Осинский.

— Левушка, — попытался поднять голову с подушки раненый, — как я рад… Какая встреча…

— Лежите, лежите… Кто вы?

— Может, вы меня не помните… Борисов я… Униформистом работал… У Цхомелидзе… Помните?

Левка, как ни старался, не мог припомнить Борисова, но сказал с волнением:

— Конечно, помню… Отлично помню… Как же…

Раненый обрадовался, с трудом вытащил руки из-под одеяла, нащупал Левкины, пожал их.

— А Гусарова, ассистента коллектива, помните, Левушка?

— Конечно.

— Убит… Под Смоленском, — сказал, вздохнув, раненый в кресле на больших колесах. — Вместе воевали… Однополчане… Вот так-то… Часто с Борисовым его вспоминаем… Мы двое в живых остались… Вот и привозит меня сестричка в это отделение побалакать. Главврач разрешил…

Борисов с трудом приподнялся на локтях. Его голос глухо звучал сквозь бинты.

— Познакомься, Левушка! Корешок это мой. Самосеев… Лев… А, Лев!.. Может, выступишь тут перед нашими? Тут, правда, одна слепота лежит, никто тебя не увидит, но это все равно… Мы хоть баян послушаем… Баянист-то с тобой?

— Здесь баянист…

— Ну вот, видишь, до чего здорово! А я буду объяснять ребятам твои трюки. Я ведь всю твою работу помню… Все перед глазами…

— Обязательно выступлю! О чем разговор, — поспешно промолвил Левка.

Заиграл баянист. Многие слепые устроились поудобнее, повернули в сторону музыки незрячие глаза, темные повязки, забинтованные головы.

— Начинаю, — хрипло сказал Левка и сделал шпагат.

— Он сейчас гнется назад, делает мостик, — радостно объяснял Борисов.

Слепые захлопали.

Левка выпрямился, заплакал, не смог продолжать номер. Громче и громче играл баян. Медсестра тоже заплакала, отвернулась, словно слепые могли ее увидеть. Левка собрался с силами, быстро сделал мостик.

— А сейчас, — продолжал радостно объяснять Борисов, — очень трудный трюк — стоечка на локтях — ломанец! Правда, здорово?

Опять дружно зааплодировали. Самосеев нагнул голову, съежился в своем кресле на колесах.

Левка просунул голову между ногами, согнувшись назад.

— Сейчас он гнется. Вперед. Вдвое! Называется клишник. Верно я объясняю? Здорово объясняю, а, Самосеев? Ты ведь видишь! Подтверди ребятам! Точно все, что я говорю?

— Точно.

Левка давно уже не исполнял тот номер, который видел когда-то униформист Борисов. А тот все объяснял и объяснял старую Левкину работу.

— А кроме тебя, никого из наших здесь нет? — спросил Борисов.

— Есть. Дадеш. Выступает в столовой. Я сейчас его приведу. Думаю, он перед вами тоже отработает… Еще Хвощевский здесь. Будницкий. Всех, кто есть, сейчас приведу… Всех…

С концерта возвратились поздно.

— Пошли поиграем? — предложил Дадеш.

— Сейчас, трубу принесу.

Артисты окружили пианино. Дадеш и Левка играли.

— Дай-ка я попробую на трубе, — попросил Дадеш, взял трубу и сыграл гамму.

— А я смог бы ногой на трубе, интересно? — сказал Левка.

— Зачем?

— А вдруг попаду на фронт, руки потеряю?

— Ишак ты, вот что!

— Нет, попробую, — он сыграл гамму. — Ну как?

— Ничего, но все равно ишак!

На другой день после долгих просьб и настояний Левке вручили, наконец, долгожданную повестку. Из военкомата он шел в приподнятом настроении. Наконец-то он будет драться на фронте! Вернется с победой — и снова в цирк! В родной цирк! Вот он уже виден из-за поворота. По Цветному бульвару, куда ни глянь, замаскированы огромные аэростаты. По вечерам они плавают в небе, но пропускают вражеские самолеты к столице. И зенитки, что стоят у цирка, охраняют ее.

В цирке Левку встретил Дадеш.

— Где Волжанские? — спросил Левка.

— Уехали в госпиталь. Совсем недавно. И я только что с шефского.

Левка огорчился:

— Что же делать?.. Ведь мне уходить.

— Уже?

— Уже, Сандро… Немного подождать, конечно, могу… Может, вернутся…

«А вдруг опоздают? Как же быть?» — Не может он уехать, не простившись с Волжанскими, с Володей.

— Жалко расставаться, Левка, — вздохнул Дадеш. — Эх, вместе бы нам… Никогда никому не завидовал, а тебе завидую… Знаешь ведь, как я стреляю, какой снайпер. Не берут… Слышать даже не хотят… Обидно… Понятно, да?.. А я бы и разведчиком мог быть… Тебе не страшно?

— Меня ни за что не убьют, Сандро. Чувствую, что не убьют. Может, ранят. Тоже чувствую. А убить не могут…

Прошло полчаса. Волжанских не было. Левка заволновался еще сильнее. Это заметил Сандро, сказал:

— Знаешь что! Поеду-ка я в госпиталь, заменю Волжанского. Отработаю за него. Скажу, что ты уходишь.

Левка посмотрел на него с благодарностью, кивнул, Сандро молча снял с ноги часы, протянул их Левке.

— Что ты… Зачем?..

— Память будет, слышишь?.. На счастье… Особенные у меня часы… Здорово тикают. Послушай, какой громкий ход. Из коридора слышно, наверное. До свиданья, Левка, до встречи, слышишь?

Он поцеловал Левку и, отвернувшись, быстро вышел из гардеробной.

«Сейчас чуть не заплакал, а как с Володей прощаться буду?» — подумал Левка.