Пасхет

— Легче? — спросила доктор через пару минут.

Я мотнула головой. Спазмы стали реже, но сильнее, заставляя хватать ртом воздух. Хотелось прекратить и успокоиться, но от этого заикание лишь усиливались.

— Хочу свалить… от них. Могу… жить сама или с братом… Кажется, что все хорошо, но… с каждым днем все хуже… и хуже, — на большее я была не способна.

— Ты упоминала далеко не все, не так ли? — мягко спросила доктор.

Меня затошнило. Как всегда, стоило уткнуться взглядом пол и напоминать себе о пользе молчания. Но моя дурья головонька и длинный язык решили иначе.

— Алессандра, я должна знать. В чем тогда смысл этой терапии?

— Не знаю. Пока… не вижу результата. А… по… повеситься хочется… все сильнее.

— Ты принимаешь седативные?

— Да, — не покривила я душой. Все-таки вчера одну дозу пришлось выпить. Пусть и не специально.

— Пошли, — она решительно взяла меня за руку и отвела в кабинет.

*

Родители смотрели на меня волком. Чую, назревала новая выволочка после сеанса. Я постаралась забиться как можно глубже в кресло и прикрыться подушкой, как щитом.

— Итак, я с вам нянчилась, ошибочно считая, что это лучшая тактика, — строгим тоном начала доктор.

Начало не предвещало ничего хорошего.

Меня больше удивило собственное присутствие. Обычно к этому моменту Лизавета Калашникова выводила меня за дверь и проводила разбор полетов с родителями наедине.

— Наверное, вы полагаете, что лишить родительских прав могут за вопиющее отношение к ребенку в ужасной и неблагополучной семье: отец-насильник, мать-пьяница, постоянные избиения, нищета. Так вот, вы ошибаетесь. Из того, что я вижу: ваши собственные действия уже несколько раз довели Алессандру до грани. В первый раз вы, похоже, совершенно не вынесли урока. Хотя по моим данным она выжила лишь чудом…

Насколько я поняла, она говорила о моей зимней госпитализации.

— И все еще не отошла. Что я вижу теперь: адекватный ребенок режет себя, несмотря на восьмой — восьмой! — сеанс терапии с родителями. Уважаемые Улим и Леля, сеансы были не для того, чтобы исправить вашу дочь. А чтобы наладить между вами взаимопонимание. По моим наблюдениям, результата не то что нет, он отрицательный.

Отец отвел взгляд, а мама возмутилась:

— Но мы делаем, как Вы нам советуете: беседуем чаще и проводим вместе время. Мы даже внеплановый отпуск взяли ради праздников. Все ради этой эгоистичной принцессы.

Я прикрыла глаза, пытаясь успокоиться, но спазмы опять участились. Мне лишь хотелось вернуться в свою комнату и запереться ото всех на пару дней. А еще лучше, в новом убежище.

— Разве? Для начала, вы могли бы подать пример и извиниться, — спокойным тоном заметила доктор.

— За что?

— Вы незаслуженно отчитали ее на глазах у посторонних и родственников. Это унизительно и очень бьет по психике. Особенно у подростка. Подайте пример и признайте свои ошибки вместо того, чтобы продолжать делать вид, что ничего не случилось. Таким поведением Вы усугубляете ситуацию.

Мне казалось, что доктор преувеличивала. Пусть, она и защищала мои права, но не настолько буквально же тыкать родителей носом? Это неправильно.

— Она вполне заслужила наказания, — уверенным тоном парировала мама.

— Разве? — женщина натянуто улыбнулась. — Возьмем, например, недавнее событие что вы мне так хорошо расписали. Вы бросаете дочь одну в огромном аэропорту, присылаете сообщение, звоните. При том, что отобрали средства связи. И даже успели забыть об этом! Алессандра, напомни на сколько? День?

— Четыре, — тихо ответила я.

На что Калашникова подняла брови и кивнула сама себе.

— Планшет с терминалом тоже? Чем ты занималась?

— В основном медитировала и спала.

— Признаться, я бы начала сходить с ума за такое время без источников информации. Почему вы отобрали средство связи у ребенка?

— Она была наказана, — поджала губы мама.

— А поподробнее? У меня тут написано, что вы ее еще и заперли. Я никак не предполагала, что без информационных источников. Полвека назад, может, не у всех был доступ к сети в кармане, но сейчас подобное можно приравнять к принудительному ограничению прав.

— Она перечила и вела себя вызывающе, — бросила на меня красноречивый взгляд мама.

— У меня и по этому поводу есть записи, — доктор помахала рабочим планшетом. — И этот момент мы еще в прошлый раз обсудили, если вы забыли.

Мама поджала губы.

— Вместо того, чтобы поставить себя на место ребенка вы продолжили…

— Она сама не захотела идти на контакт.

— Еще бы. Потому что я бы на ее месте тоже не захотела, — призналась женщина. — Но мало того, вы самостоятельно развили конфликт.

— Нет же! Мы даже Аска пригласили жить с нами.

— Потому что я домой не хотела возвращаться, — не выдержала я. Голос по-прежнему дрожал и заикался, и нервы снова расшатались, словно прогнившие бревна куреня. — Хоть раз поставь себя на мое место, прежде чем срываться.

— Срываться? Да, ты сама себя слышишь? Вчера ты ужасно себя вела при гостях! Мне было стыдно за тебя!

Я снова сникла.

*

Доктор Калашникова мягко вывела меня из кабинета, чтобы прекратить спор.

Аск побледнел от моего вида и прижал к себе.