Пасхальные яйца

— Да вы не переживайте раньше времени, — успокаивала ее Евдокия Афанасьевна, когда вечерком вышли посидеть на лавочке приподъездной. — Значит, не нагулялся еще ваш Мурзик.

— Ой, спасибо за утешение! — вздохнула Таисия Владимировна. — Только вроде рано ему в загулы пускаться. Он молоденький еще. Ему всего-то три годочка. И лето сейчас, а котам, по присловью, полагается в марте гулять.

— Ну, у кошек разные биологические ритмы, — по-ученому выразилась Евдокия Афанасьевна, даром что ли учительницей была. — У вашего Мурзика, может, как раз сейчас и заиграла кровь. А что касается его возраста, то кошачий год считается как восемь человеческих, и выходит, ему двадцать четыре года — самая пора для любви.

— Так оно, может, и правильно, — продолжала печалиться Таисия Владимировна, — только чувствую, беда с ним случилась. Крыс тут травили недавно, и он, наверное, по глупости яда этого скушал. Или ребята камнем прибили. Сама вчера видела, конопатенький с того подъезда, где Маша косорукая живет, Игорем вроде его кличут, кирпичом в голубя запустил. Помешал ему чего-то голубь. А раз в птицу бросается, что и в кошку не бросить?

— Да вашего кота весь дом знает, — с укоризной проговорила Евдокия Афанасьевна. — Кто ж это из наших ребятишек посмеет на него руку поднять? Игорь, конечно, с хулиганскими замашками, но мальчик он понятливый. Он ведь как соображал: голубь — птица дикая, следовательно, ничейная, поэтому в нее можно камнями пулять, а кошка — домашнее животное, у нее хозяин есть. А сейчас к частной собственности пропагандируется уважительное отношение.

Хотела еще что-то рассудительное добавить Евдокия Афанасьевна, да тут из подъезда выкатился колобком Олег Валерьянович. Тоже решил подышать свежим воздухом.

— Чего, сударыни, пригорюнились? — спросил весело и на скамеечку рядом с Евдокией Афанасьевной плюхнулся. — Квартплату вроде бы не повышали и воду горячую уже подключили. Никаких уважительных причин для таких кислых физиономий не вижу.

Ну и говорун бывший подполковник, только б языком молоть! С недавних пор стал величать соседок «сударынями» и «госпожами», а раньше — «гражданки» да «товарищи женщины». «Сообразуюсь с новыми политическими реалиями», — объяснил им такую перемену в обращении. Олег Валерьянович в армии по воспитательной части служил, сохранил привычку следить за событиями внутренней и международной жизни.

— Вам, Олег Валерьянович, все шутки шутить, — осуждающе покачала головой Евдокия Афанасьевна. — А у Таисии Владимировны неприятность — кот у нее пропал.

— Не понимаю я вас, сударыни, — голосом серьезным, но будто и с насмешкой, проговорил Олег Валерьянович. — Страна экономический кризис переживает, бывшая партноменклатура снова к власти пробралась, налицо рост преступности, уже в столице пашей Родины взрывы гремят, а у вас, видишь ли, горе — кот потерялся! Во-первых, никуда он не денется — найдется! А, во-вторых, не найдется — нового надо завести, и нет вопроса!

— Бессердечный вы человек, Олег Валерьянович! — огорченно вздохнула Евдокия Афанасьевна. — Справедливо говорят, что на военной службе люди черствеют. У вас, видно, никогда не было ни собаки, ни кошки, а ведь хозяин к ним так привязывается, точно это полноправный член семьи. Тем более, если человек одинокий. Для Таисии Владимировны ее Мурзик — правильно я говорю, Таисия Владимировна? — как для другой старушки внучонок.

— Категорически возражаю против такого сравнения! — четко, как, наверное, на политзанятиях выступал, произнес Олег Валерьянович. — Домашнее животное оно и есть домашнее животное, и ставить его на одну доску с человеком, это, Евдокия Афанасьевна, просто нонсенс, что в переводе с французского, как нам генерал Скляренко объяснял, «сон зеленой лошади». Извините, конечно, за некоторую грубость.

— А вы, извините, Олег Валерьянович, — перешла в наступление Евдокия Афанасьевна, — рассуждаете, как солдафон, который и понимает только «ать-два!», «кругом!», «налево равняйсь!», а хорошие человеческие чувства ему кажутся чепухой. Не знаю, чем знаменит ваш генерал, а вот Антон Павлович Чехов утверждал, что кто не любит домашних животных, тот и ближнего своего по-настоящему полюбить не сможет.

Утверждал что-нибудь подобное Чехов или нет, Евдокия Афанасьевна точно не помнила, но твердо была убеждена, что именно так должен был высказаться великий русский писатель, прими он участие в их споре.

Распалились они не на шутку. Еще какие-то грубости друг дружке наговорили, но Таисия Владимировна их не слушала, о коте пропавшем размышляла.