Пасхальные яйца

Хотя произносились эти слова вроде бы так, в пространство, но рассчитаны были на то, чтобы хоть как-то смягчить недоброжелательного соседа. Мол, видите, не вам одному эта поездка в тягость, так что не надо злиться па ни в чем неповинных ближних. Однако большие, чуть на выкате коричневые глаза хмурого мужика остались по-прежнему суровы.

«Ну, и черт с тобой! Стой и злись! Видно такой уж характер, брюзга и человеконенавистник. Вот, поди, жене с ним весело. А скорее — старый холостяк…»

Тут нелестные размышления Юрия Всеволодовича о случайном попутчике были прерваны. Автобус остановился, двери, натужно пошипев, отворились, и пассажиры с оханьем и руганью стали выбираться на свободу. Слепая стихия раза два крутанула Юрия Всеволодовича вокруг своей оси, подтащила к ступенькам, но он исхитрился той рукой, что держала авоську, ухватиться за поручень и остаться на площадке. Правда, радость от этой маленькой победы была омрачена грубым высказыванием одного из жаждущих сойти пассажиров:

— Вот лопух! Слез бы сначала со всеми, а потом обратно залез. О себе лишь думают, интеллигенция вшивая!

«Точно, «интеллигенция» стало у нас ругательным словом. Только как он определил мою принадлежность к ней? Раньше приметами были шляпа и очки — «а еще шляпу напялил», «а еще в очках»… А-а-а, портфель же у меня»…

Меж тем высадка закончилась, село же всего человека три-четыре — видно, только что отошел двенадцатый. В автобусе стало совсем просторно, и можно было облегченно вздохнуть. Юрий Всеволодович аккуратно умостил портфель между ног, переложил авоську в правую руку, вытащил платок, обтер лицо и шею. Потом оглядел заказ, остался удовлетворен, что он в целости и сохранности, снова переложил авоську из руки в руку, намереваясь достать из заднего кармана проездные талончики. И тут от поручня отлепился тот самый хмурый мужик, сделал шаг к Юрию Всеволодовичу и тусклым голосом произнес:

— Ваш билет, гражданин?

Юрий Всеволодович вздрогнул и, виновато улыбаясь, вытащил сложенные в гармошку талоны, стал отрывать один. Движения были какие-то суетливые, да еще авоська мешала.

— Сейчас прокомпостирую, — тихо сказал он, чувствуя, как краснеет, и поспешил объяснить. — Я как раз полез за билетами, а тут и вы…

— Теперь уж можете и не спешить, гражданин, — ухмыльнулся доселе хмурый мужик, столь неожиданно для Юрия Всеволодовича оказавшийся контролером. — Теперь штрафик вам придется заплатить. Пятачок хотели сэкономить, а потеряете три рубля.

— Да, что вы, ей-богу, — вконец смутился Юрий Всеволодович. — И не думал я ничего экономить. Честное слово, как раз и собирался сейчас прокомпостировать этот несчастный билет.

— Поздно спохватились, — продолжая ухмыляться, но с некоторым даже сочувствием, как показалось Юрию Всеволодовичу, сказал контролер. — Остановочку-то вы уже проехали, а билет за это время не заблагорассудились передать для пробивки, так что по существующим правилам — хотите полюбопытствовать, они у кабины водителя на всеобщее обозрение вывешены — считаетесь вы, гражданин, безбилетником.

— Ну, товарищ контролер, — протянул Юрий Всеволодович и сам устыдился, что говорит заискивающим тоном, будто действительно виноват, но жалобную интонацию тем не менее сохранил. — Товарищ контролер, вы же видели, такая давка была, что я просто руку не мог засунуть за этими билетами.

— Несолидно, гражданин, — покачал головой контролер, и прежняя суровость появилась в его коричневом взгляде. — Я же всю дорогу рядом с вами стоял, подсказывал даже глазами, что нехорошо без билета ехать, а вы, как ни в чем не бывало, спокойненько стояли. Еще и транспорт даже не постыдились покритиковать…

«Так вот почему он на меня так вылупился. Подсказывал, значит. Экая забота! Нет, чтоб вслух сказать: «передавайте билеты!» Впрочем, наивно этого ждать от контролера. Его задача как раз прищучить «зайца», взять его с поличным. И все равно, ну нечестно, нечестно это! Ведь хотел же я взять билет. Конечно, была мыслишка остановку «зайцем» проехать. Так оно, действительно, вынуждено. В такой давке как его прокомпостируешь…»

— Нечестно это, вы же видели, какая давка была, а стало свободнее, я сразу и полез в карман за билетом, — почти шепотом проговорил Юрий Всеволодович, чувствуя спиной осуждающие взгляды пассажиров.

«Ну, и люди! Хоть бы поддержал кто. Хоть бы возмутился кто, что из-за этих давок в автобусах каждый поневоле может попасть в эту идиотскую ситуацию…»

— Вам ли говорить о честности? — не принимая доверительного тона, предложенного Юрием Всеволодовичем, нарочито громко сказал контролер. — На пятачок совесть свою променяли. Государство обмануть хотели. Оно богатое у нас, не обеднеет. А оно-то — газетки читаете? — еще чуть-чуть и в трубу вылетит. Из-за таких вот «честных»…

«Вот черт, со стыда здесь умрешь. Ишь как разошелся, моралист! Заплатить скорей, только чтоб отвязался… У-уф, а ведь трешника-то не наберется. Точно, когда рассчитывался за заказ, осталось, ведь пересчитал до копеечки, два шестьдесят шесть. Что ж теперь делать?..»