С прибытием каппелевцев, которые, кстати сказать, заверяли нас и население в своих мирных целях и желании во что бы то ни стало закончить гражданскую войну и приступить к мирному труду, местная белогвардейщина не без основания подняла голову. Между прочим, вокруг каппелевского корпуса в местной правой прессе разгорелась весьма острая перепалка между различными контр-революционными группировками на тему о том, за кем пойдет эта армия. Эсеры доказывали, что каппелевцы ведут свою родословную с восстания на Ижевских и Воткинских заводах, которым в свое время руководили эсеры, и что в данный момент вся армия будет сочувствовать этой партии. Кадеты возражали, энесы протестовали, монархисты, вспоминая учредиловские симпатии вождя армии генерала Каппеля, выжидали и предлагали не торопиться делать выводы. Однако выводов ждать долго не пришлось: каппелевцы через некоторое время, оправившись от панических настроений, с которыми они бежали из Забайкалья, решили взять реванш в Приморьи путем свержения власти антоновского правительства и, сделавшись здесь хозяевами, вновь организовать борьбу с революцией. Генерал Вержбицкий, командовавший армией после смерти Каппеля, взялся за укрепление нелегальных военных организаций во Владивостоке, которые к этому времени объединились под общим руководством генерала Лебедева. Первоначально Вержбицкий не намерен был вводить в дело свою армию, — неудобно же было с места в карьер открыто демонстрировать противоречие между делами и теми мирными заявлениями, которые он делал перед приходом в Приморье. Благодаря умелому руководству, белые теперь стали готовиться к перевороту более основательно. Первым делом они взялись за объединение всей антисоветской общественности, начиная от крайне правых и кончая эсерами. Нам было точно известно, что военный отдел партии с.-р., которым в то время заведывал небезызвестный Алко, поддерживал сношения с командирами Воткинского и Ижевского полков. Эсеры вообще установили довольно тесные связи с каппелевцами. Однако влияние кадетских и монархических партий во всей этой авантюре стало господствующим, и контр-революционное движение пошло по линии неприкрытого, откровенного мракобесия. Был создан объединенный руководящий центр всех несоциалистических организаций, который должен был идеологически возглавить движение под общим лозунгом борьбы с социалистами и коммунистами. Таким образом эсеры, вопреки своей воле, стали играть в деле создания «черного буфера» второстепенную роль, хотя они своим провокационным поведением в Народном собрании и шумливой антисоветской газетной кампанией не мало потрудились в помощь «несоциалистическому движению». 19 марта белогвардейцами был созван во Владивостоке съезд «несоциалистических организаций», лозунгом которого значилось: «борьба против социализма всех оттенков и мастей». На этот съезд послали своих представителей такие организации, как союз домовладельцев, союз торговцев, попы, приходские советы, реакционное учительское общество и т. п. На съезде выступал даже какой-то «крестьянин» Спасского уезда, который после оказался скупщиком старых вещей; нашлись тут и свои «рабочие» и «служащие». Словом, комедия со съездом была разыграна так, чтобы у обывателя могло составиться мнение о нем как о представительном органе русского народа, населяющего Дальний Восток. Все это предприятие было инспирировано японским штабом и имело своей целью воскресить в мелкобуржуазной, деклассированной и обывательской массе, являвшейся когда-то резервом для черносотенных организаций, ненависть к революционному движению и создать впечатление, что белую авантюру поддерживают широкие общественные круги. Технический отдел губкома, все военные работники и большинство состава губкома партии, видя в этом слете мракобесов, назвавшем себя «съездом несоциалистических организаций», зародыш будущей контр-революционной власти, настаивали самым энергичным образом на разгоне съезда и аресте его руководителей, местных торговцев и спекулянтов братьев Н. и С. Меркуловых. Тт. Антонов и Цейтлин (последний был уполномоченным министерства иностранных дел ДВР) сопротивлялись этому нашему настоянию, ссылаясь на особые симпатии к съезду японцев, которые не допустят его разгона, а также на то, что допущенная нами д е м о к р а т и я не позволяет им согласиться на такой шаг. Съезд открылся. С деланной и совсем не скромной торжественностью начал он заседать в здании Художественного театра на глазах у власти. Лидеры съезда братья Меркуловы, Всеволод Иванов[20], генерал Лохвицкий и другие произносили неистовые речи против советской власти, ДВР, той самой «демократии», на которую ссылались тт. Антонов и Цейтлин; они призывали к восстанию, оглашали программу своего будущего правительства. Газеты подняли вокруг съезда шум, со всех сторон началась травля коммунистов и нашей власти. Обыватель насторожился, а мы в силу нашей тактики вынуждены были казаться спокойными и пассивно наблюдать за движением в лагере контр-революции. Попы затеяли даже крестный ход, но этого им организовать не удалось благодаря противодействию с нашей стороны. Занимательно, что рядом с этим съездом «несоцев» заседало Народное собрание Приморской губернии, которое своим молчанием соглашалось и принимало факт образовавшегося двоевластия и без сопротивления готово было уйти вовсе с политической арены, если бы не существовали пролетарские боевые дружины, которые, несмотря ни на что, готовы были самым энергичным образом бороться против контр-революционных авантюр. С трибуны Народного собрания не было слышно ни одного голоса протеста (не считая, конечно, коммунистов и революционных крестьян) против съезда «несоцев».