Читаем Парни в гетрах. Яйца, бобы и лепешки. Немного чьих-то чувств. Сливовый пирог (сборник) полностью

Но его почти сразу же, как ему показалось, пробудил от этого сна очень громкий шум. Ансельм сел на кровати и прислушался. В нижнем этаже, казалось, шла нешуточная драка. Полагаясь на свою осведомленность в топографии дома священника, он предположил, что шум исходит из кабинета, и, поспешно облачившись в халат, направил свои стопы туда.

Кабинет был погружен в темноту, но Ансельм нащупал выключатель и обнаружил, что источником странного стонущего звука, который он услышал, приближаясь к двери, был преподобный Сидни Гуч. Священник сидел на полу, прижимая ладонь к левому глазу.

— Грабитель! — объяснил он, поднимаясь с пола. — Омерзительный, нахальный грабитель.

— Боюсь, он причинил вам телесные повреждения, — сказал Ансельм.

— Конечно, он причинил мне телесные повреждения, — подтвердил преподобный Сидни с некоторым запалом. — «Может ли кто взять себе огонь в пазуху, чтобы не прогорело платье его?» («Притчи», шесть, двадцать семь.) Я услышал шорох, спустился вниз, ухватил его, а он с таким неистовством набросился на меня, что я был вынужден ослабить хватку, и он сбежал через стеклянную дверь. Будьте так добры, Муллинер, поглядите, забрал ли он что-нибудь с собой? Там лежали рукописные проповеди, которых я не хотел бы лишиться.

Ансельм стоял возле письменного стола. Он помолчал, стараясь вернуть себе дар речи.

— Единственное, что как будто пропало, — сказал он наконец, — это мой альбом с марками.

— А проповеди на месте?

— На месте.

— Жестоко, — сказал священник. — Жестоко!

— Прошу прощения? — сказал Ансельм и обернулся.

Его старший духовный собрат стоял перед зеркалом, печально созерцая свое отражение.

— Жестоко! — повторил он. — Я думал, — пояснил он, — о той проповеди, которой предполагал заключить завтрашнюю вечернюю службу. Самое оно, Муллинер, в глубочайшем и искреннейшем смысле, самое оно. Не преувеличу, сказав, что они разнесли бы скамьи. А теперь конец мечте. Я не могу подняться на кафедру с таким фонарищем под глазом. Он навел бы прихожан на непотребные мысли — ведь в сельских местностях люди склонны усматривать в подобных физических повреждениях доказательства не самого достойного по ведения. Завтра, Муллинер, я слягу с небольшой простудой, а заутреню и вечерю отслужите вы. Жестоко! — сказал преподобный Сидни Гуч. — Жестоко!

Ансельм молчал. Его сердце было слишком переполнено для слов.

Ни внешность Ансельма, ни его манера держаться на следующее утро ничем не выдавали тот факт, что его душа превратилась в смерч противоречивых эмоций. Младшие священники, неожиданно обретшие возможность прочесть проповедь в летний воскресный вечер, обычно уподобляются собакам, спущенным с цепи. Они прыгают. Они скачут. Они напевают наиболее забористые псалмы. Они носятся взад и вперед, желают «доброго утра» всем встречным и гладят детей по головке. Все, но не Ансельм. Он знал, что, только сберегая свою нервную энергию, сумеет показать себя с наилучшей стороны, когда настанет великая минута.

Тем прихожанам, которые еще бодрствовали к концу утренней службы, его проповедь показалась бесцветной и пресной. Впрочем, именно такой она и была. Он не собирался транжирить красноречие на утреннюю проповедь. Он нарочно не дал себе воли и сосредоточился на той, которую ему предстояло прочесть вечером.

Ансельм вынашивал эту проповедь много месяцев. Каждый младший священник в любой сельской местности Англии хранит в глубине какого-нибудь ящика запасную проповедь, чтобы не быть застигнутым врасплох, если его внезапно призовут проповедовать после вечерней службы. И все дневные часы Ансельм провел в затворничестве, работая над ней. Он отсекал лишнее. Он шлифовал. Он штудировал «Толковый словарь» в поисках нужного прилагательного. К тому времени, когда звон церковного колокола разнесся над темнеющими полями и рощицами Райзинг-Мэттока, его шедевр обрел совершенство до последней запятой.

Ощущая себя не столько младшим священником, сколько вулканом, Ансельм Муллинер сколол листы своей проповеди и вышел из дома.

Условия не смогли бы сложиться удачнее. К концу псалма, предваряющего проповедь, сумерки уже совсем сгустились, и в открытую дверь церкви лилось благоухание деревьев и цветов. Все окутывала благостная тишина, нарушаемая лишь перезвоном овечьих колокольчиков да сонной перекличкой грачей среди вязов. Ансельм поднялся по ступеням кафедры с тихой уверенностью. Весь день он сосал пастилки, умягчающие горло, а на протяжении службы еле слышно повторял «май-май» себе под нос и потому знал, что будет в голосе.

Секунду он безмолвно обводил церковь внимательным взглядом и возликовал, убедившись, что аншлаг полный. Все скамьи были заняты. Вот на скамье с особо высокой спинкой восседает сэр Леопольд Джеллеби, кавалер ордена Британской империи, а рядом сидит Мэртл. Вот среди хора, выглядя в стихаре неописуемо гнусным, сидит Джо Бимиш. А вот на своих скамьях мясник, булочник, бакалейщик и все прочие слагаемые его паствы. С легким блаженным вздохом Ансельм прокашлялся и провозгласил безыскусную тему проповеди: Братская Любовь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Вудхауз, Пэлем Грэнвил. Сборники

Золотце ты наше. Джим с Пиккадилли. Даровые деньги (сборник)
Золотце ты наше. Джим с Пиккадилли. Даровые деньги (сборник)

Настали новые времена.Пришли «ревущие двадцатые» XX века.Великосветским шалопаям приходится всячески изворачиваться, чтобы удержаться на плаву!Питер Бернс под натиском холодной и расчетливой невесты разрабатывает потрясающий план похищения сыночка бывшей жены миллионера, но переходит дорогу настоящим гангстерам…Великолепный Джимми Крокер, юный американский наследник, одержимый желанием превратиться в британского аристократа, вынужден признать, что на элегантной Пиккадилли, в отличие от родного Бродвея, его ждут одни неприятности…А лихие ирландцы Моллои, с присущим им обаянием и темпераментом, планируют мгновенно разбогатеть, сыграв на легендарной жадности и мнительности богача Лестера Кармоди, оказавшегося в когтях их клана…

Пелам Гренвилл Вудхаус , Пэлем Грэнвилл Вудхауз

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века / Юмор / Юмористическая проза

Похожие книги