На сцену гордо вышел облаченный в яркий мундир присадистый коротышка Рауль Риго, всегда готовый поделиться с друзьями нюхательным табачком, и приказал арестовать всех скопом. Риго, этот гений, этот прирожденный детектив, чуть ли не с пеленок решил, что обязательно возглавит полицию Парижа. Он достиг поставленной цели, но его неуемные амбиции и дурной нрав сослужили ему не только добрую службу.
Риго решил взять важных церковных деятелей в заложники: Версальское правительство задержало престарелого революционера Бланки, и шеф полиции надеялся на обмен пленниками.
Длинная цепочка монахов и монахинь была отконвоирована в бывшую префектуру. Туда же ранее привели ряд других клириков, в частности архиепископа Парижского монсеньора Дарбуа, аббата Лагарда, его главного викария, и целый сонм священников рангом пониже.
Риго лично допрашивал каждого.
— Род ваших занятий? — спросил он у одного иезуита.
— Слуга Господа.
— Господа? И каков же адрес вашего хозяина?
— Он везде.
— Запиши, — приказал Риго секретарю, поглаживая свою роскошную бороду. — Такой-то; называет себя слугою Господа. Гражданин Господь, бродяга без установленного места жительства.
Архиепископ попытался воззвать к душе коммунара.
— Дети мои… — начал он, простирая руки.
Риго перебил Дарбуа:
— Здесь нет детей. Только граждане.
Архиепископ помедлил, но осмелился продолжать.
Риго не дал сказать ему и слова.
— У полиции достаточно сведений, — заявил он, — для доказательства сговора Церкви с Версальским правительством, а также вины священников в том, что в недавних боях войска Версаля взяли верх над Национальной гвардией. Нас предали, сомнений нет. Наши секреты попали к врагу. Но виновные наконец обнаружены, их уже задерживают.
Прелат хотел было ответить, но Риго отрезал:
— Вы, парни, восемнадцать веков ускользали от правосудия. Если сейчас вы откажетесь сознаться в заговоре, мы начнем следствие. А пока я должен вас арестовать.
Он взял листок и начертал: «Начальнику тюрьмы: поместить этих двоих, называющих себя Дарбуа и Лагард, в камеры — без права визитов и переписки». На стенах опустевших церквей появились объявления: «Сдается конюшня»[115]. Молельные дома стали местом собраний политических клубов.
Полиция не ошиблась в единственном отношении: измена имела место, заговор существовал. Коммуна, как ни одно другое правительство, оказалась пронизана разного рода интригами, опутана сетью предательства, но, видя источник заражения в священниках и религиозных организациях, полиция проглядела настоящее осиное гнездо,
Париж полнился людьми, видевшими в перевороте исключительно возможность нажиться. Правительство Тьера в Версале знало цену их честности и стояло наготове с деньгами. Высокопоставленные коммунары наведывались в
Это было обычное место свидания Барраля с его агентами со всех концов Парижа. Он сердечно приветствовал их, болтал о пустяках, и как бы случайно в их карманах начинали шуршать билеты
Завершив деловую встречу в Café de Suede и оставив после себя пустые бокалы да пепельницы, полные серебристого сигарного пепла, капитан Барраль де Монфор вставал и, прежде чем вернуться к своим служебным обязанностям, брал экипаж или шел пешком в кантину при 204-ом батальоне.
Когда он сегодня вошел туда, на него подняла взгляд черноволосая девушка удивительной красоты.
— Ну, какие нынче новости, Софи? — непринужденно начал разговор Барраль.
Она огляделась, убедившись, что никто не слышит, и прошептала:
— Говорят, войска выводят из укреплений в От-Брюйер и с аванпоста в Кашане.
— Хм, что за нелепый приказ?
— Вам эти сведения пригодятся?
— Возможно. Если это ослабит их позиции, надо атаковать там.
Софи чуть улыбнулась.
— Расскажете, чем все закончилось. И если я справилась с работой и расплатилась с вами, сдержите и свое обещание.
— Можете на меня положиться, — торжественно заявил он. Затем они немного поболтали. Софи сняла фартук, защищавший ее нарядное платье, и они рука об руку вышли из столовой.
— Вы все еще влюблены в него? — спросил Барраль. Его рот горько скривился.