Парижский оборотень

Гай Эндор ПАРИЖСКИЙ ОБОРОТЕНЬ

Эти создания живут без пищи:

Камелеон живет Воздухом,

Потурой, он же Крот, живет Землей,

Сельдь живет Водой,

Саламандра живет Огнем,

К каковым можно прибавить Мушловку,

живущую частью снами,

И Оборотня, чья пища ночь,

зима и смерть.

(Старинное изречение)

Генриетте Португаль

ПРОЛОГ

Как же мне подступиться к этой истории?

Она, не имеющая ни начала, ни конца, подобна невиданному цветку, беспрерывно распускающему лепестки.

Я мог бы, к примеру, начать с Элианы. Запомните, с Элианы, не с Элейны[1]. Но и Элиана не причастна к моему рассказу, разве что волею случая подтолкнула его. Точнее, нечаянно вывела меня на этот путь, ворвавшись как-то в мою комнату. А я-то думал, что она от меня за три тысячи миль, если не больше.

Элиана распахнула дверь и сказала:

— Я туточки!

Милая, бойкая, пышущая здоровьем, без ветра в голове и карманах. Однако ничего сверх этого. Всего в меру. Но для нее в самый раз.

— Добро пожаловать в Париж! — Я, как мог, изобразил радость, хотя, боюсь, не особо преуспел в этом. Дома мы были не такими уж большими друзьями. Но здесь, в знойной атмосфере французской столицы, даже шапочное знакомство быстро перерастает в близость. Во всяком случае, это верно для американцев, недавно приехавших сюда. Себя-то я считал старым парижанином, а Париж — городом тихим, где мне хорошо работалось.

— Хочу в джаз-клуб к Джо Зелли, в «Фоли-Бержер» — и… Ох! Все хочу. И как можно скорее, потому что, понимаешь ли, я здесь только на неделю.

— Да, конечно, — сказал я, не проявив особого интереса, — и не забудь про Лувр.

— А еще хочу пойти в «Ле Дом», в «Селект», поесть в «Динго» и у Фуайо.

— В Musée du Luxembourg[2] заглянуть тоже неплохо, — заметил я. Но она продолжала:

— Я просто обязана попасть в «Мулен-Руж» и в «Мертвую крысу».

— И в Клюни[3], — вставил я.

— Ах, я столько про все это читала, — не унималась Элиана. — Монмартр и Монпарнас. Ты идешь со мной.

— Куда это я иду?

— Со мной идешь. Знаю-знаю, денег у тебя нет. И я, конечно, плачу за нас обоих.

— Денег у меня нет, — сурово сказал я, — и времени тоже нет. Я занят.

— Чем это ты занят? — с невинным видом спросила она.

— Что, девочка моя, ты всех этих книг не видишь?

— Вижу, но разве они все уже не написаны? К чему они тебе? Решил их переписать?

— Думай что хочешь, — ответил я, немного обидевшись на ее равнодушие.

Она взяла со стола книгу.

— De Rerum Natura[4]. «О вещах в природе», — перевела она.

— «О природе вещей», — раздраженно поправил я.

— И в чем разница? Говорю тебе, пошли. Не вредничай. Я в Париже больше никого не знаю. Если ты откажешься меня сопровождать, придется таскаться по экскурсиям вместе со всей группой. А меня от них уже тошнит.

— Но как же работа? — напомнил я ей.

— Подождет, — сказала она. — Кстати, почему ты романы не пишешь? Тогда бы и деньги завелись. На корабле я читала прелестную книжку. «Пламенная юность»[5]. Читал?

— Нет, — отрезал я.

— Прочитай. Она про новое поколение, взращенное свободой. Жалко, маме с папой не покажешь. Но они бы просто ничего не поняли. А ты молод, ты обязан быть с нами. Стань современнее. Не будь ископаемым.

— Сама ты ископаемое! Я вот что тебе покажу.

Я открыл книгу.

— Здесь цитируется древнеегипетский папирус: «Молодые более не слушаются старших. Они попирают законы, которым следовали их отцы. Они думают только о собственных удовольствиях и не чтят религию. Одежда их непристойна, а речи дерзки»[6]. Узнаешь себя в этом описании? Молодежь всегда была и всегда будет. И тот, кто моложе, не перестанет считать себя умнее и показывать нос старикам.

Но моя высокая мудрость пала пред ее упрямством. Мы отправились к Зелли. Шампанское, как всегда, было отличным, дорогим и так далее, но мне разницы нет. Я люблю пиво. Помню, видел я в одном немецком ресторане надпись: «Ein echter Deutscher mag kein Franzen nicht, dock seine Weine trinkt er gern». To есть, настоящий немец лягушатников не жалует, но французское вино пьет с удовольствием. Со многими французами так же. Немцев терпеть не могут, а пиво попивают. Будем честны, в Париже о пиве говорить не положено, хотя качество у него отменное. У Зелли я заказал пиво. Официант наверняка принял меня за сумасшедшего.

Элиана пила шампанское. Не помню, сколько она тогда выпила. Она потанцевала со мной. Потом с каким-то темнокожим малым, кажется, кубинцем. Затем решила отправиться еще куда-нибудь, когда я уже собрался возвращаться домой, ведь еще немного, и таксисты стали бы запрашивать двойной тариф. Элиану это не смущало. Она только-только начала понимать, как богат Париж на развлечения. И это правда, если денег не считаешь и над диссертацией корпеть не надо.