Парижский оборотень

Не исключено, что этим двум религиозным общинам не стали бы вменять в вину незаконное захоронение вне официально признанных кладбищ и тем более не заподозрили бы их в убийствах, если бы не другая, странная и пугающая находка. Полицейский, проверявший чердаки, обнаружил там три зарешеченные каморки, а в каждой из них — по седовласой женщине. Ни одна из узниц не смогла объяснить, за что туда попала. Все они бормотали нечто невнятное, выкрикивали нелепые угрозы и пронзительно визжали.

Широко известно, что в былые времена католическая церковь держала собственные тюрьмы, однако факт, что этот варварский обычай сохранился по сей день, поразил общество. Никто не усомнился, что три старухи когда-то были прекрасными послушницами монастыря, но, конечно, стоило им высказать собственное мнение или восстать против жестокого диктата священников, как их приговорили к заточению, и после долгих лет одиночества бедняжки лишись рассудка. Сумасшедших узниц выставили на всеобщее обозрение, дабы публика могла убедиться в порочности практик, бытовавших в Церкви. Любой мог прийти в казармы на улице Рёйи и, заплатив буфетчице десять сантимов, посмотреть на несчастных.

Вскоре на монастырь обрушились еще более ужасные обвинения, на сей раз подтвержденные вещественным доказательством: среди имущества монахинь была колыбель! Да, эти якобы целомудренные женщины хранили у себя детскую колыбельку!

И неважно, что многие из тех, кто жил по соседству, могли бы вспомнить, что в женском монастыре на Рождество устраивалось театрализованное представление с младенцем Христом и поклонением волхвов, и потому не затруднились бы объяснить назначение колыбели, этой части сценических декораций, раз в год извлекаемой из хранилища. Но подавать голос в те дни мыслилось неразумным. Одну девушку, осмелившуюся высказать свои сомнения, незамедлительно арестовали и посадили за решетку как заговорщицу.

Затем выплыли и иные подтверждения распутства внутри Конгрегации. В келье преподобного отца Буске, стоявшего во главе мужского монастыря и как раз отсутствовавшего в то время в Париже, нашли научный трактат — пособие по практическому родовспоможению, ну надо же!

Ясное дело, никто не заметил, что на обложке стояло имя автора — тоже Буске, который по странному совпадению оказался не только племянником прелата, но еще студентом-медиком и недавно представил этот труд в качестве дипломной работы, являющейся одним из условий получения степени в Парижской медицинской школе. А если бы доктор Пайе, врач при женском монастыре, сообщил об этой детали полиции, то его самого заперли бы в камере как «соучастника преступлений на Пикпюс».

Но и тогда, возможно, общественность не потеряла бы остатки здравомыслия, не появись новые доказательства. Во-первых, сундук с костями! А в дополнение к нему спрятанные на самом дальнем, самом труднодоступном чердаке железные орудия необычной и зловещей формы, с цепями и кандалами, рядом с особыми ложами, снабженными защелками и подъемными механизмами. И последнее, венчающее все открытие — склеп под часовней женского монастыря, а там в гробах восемнадцать трупов различной степени разложения!

Вот вам и полный состав дела!

Газеты не жалели ярких красок, расписывая леденящие кровь детали: «За что несчастную сестру-бернардинку запирали в некоем подобии клетки, столь тесной, что, урони она иголку, нагнуться и подобрать ее не получится? Каковы смысл и предназначение этого железного венца, этой дыбы, этого стального корсета? Они — части пыточного арсенала, необходимые атрибуты средневековой Инквизиции, процветающей в Париже девятнадцатого века».

В одной статье рассказали о человеке, который десять лет назад заснул в церкви на Пикпюс. Его не заметили и заперли в здании на ночь. Несколько часов спустя он проснулся в темноте от истошных стонов.

Другой журналист отметил, что все восемнадцать найденных тел были женскими, а их позы в гробах выглядели неестественными. Очевидно, их похоронили недавно. Копна пепельных волос одной из покойных несла отпечаток былого великолепия. Говорили, что по ним некий виноторговец, живший поблизости, узнал дочь, пропавшую несколько лет тому. «Когда трупы вынесли на свет, провалы ртов на их лицах, — писал газетчик, — приняли самые невероятные формы. Казалось, будто эти лишенные плоти кости пытались заговорить, поведать нам о трагедиях, прервавших их жизни». Тут автора статьи посетило вдохновение, и он принялся живописать то, о чем молчали мертвые: «Приглядитесь, — говорят они (трупы), — приглядитесь к нашим бедным черепам — все они повернуты либо направо, либо налево. Разве это не доказывает, что нас погребли прежде, чем наши тела сковал хлад смерти?» Дальше обрисовывались жуткие полуночные оргии, что устраивались монахами в склепах при зыбком свете факелов. То был рассказ о девах, обманом завлеченных на особую божественную церемонию, участие в коей должно было проложить им прямую дорогу на Небеса.