Парижский оборотень

Эти великие истины сейчас позабыты, ибо в былые дни подобных монструозных существ преследовали и истребляли столь нещадно, что теперь мы можем наслаждаться относительной неуязвимостью и свободой от такого рода угрозы. Но история их должна служить предостережением, иначе род человеческий отступит пред восставшей из небытия расой зверей и наша цивилизация падет под напором анархии волков, или львов, или неведомых доселе чудовищ. Все это призвано напомнить нам о средневековых способах борьбы, когда бесчеловечные соперники людей были едва ли не полностью уничтожены в жестоком, но необходимом пламени костров».

После обнаружения пули Эмар действительно несколько недель размышлял, не умертвить ли Бертрана с помощью огня. Но как это сделать? Увести его в лес и, заперев в заброшенной хижине углежогов, устроить пожар? Рискованно. Поджечь собственный дом? Почему бы и нет? И пусть Бертран как бы случайно сгинет в пламени.

Однажды ночью, в тысячный раз обдумывая план, Эмар принял решение. Он собрал самые важные бумаги, ответы на письма, которые посылал, пытаясь разузнать о Питамоне и его предках, тщательно составленную библиотеку, посвященную оборотничеству, серебряную пулю, кропильницу и иные вещи, проливающие свет на природу Бертрана, сложил все в мешки и вынес из дома в дальний каретник. Эти вещи он намеревался сохранить.

Затем поднялся на второй этаж с жестянкой керосина в руках, словно хотел заправить лампу. В темном коридоре, немного не доходя до двери Бертрана, он помедлил, чтобы не вспугнуть зверя. И явственно услышал, как по половицам застучали когти, волк быстро втянул носом воздух и громко фыркнул в узкую щель под дверью.

«Меня учуял и теперь настороже», — подумал Эмар. На мгновение сердце его заныло от сочувствия к бедному мальчику, вынужденному страдать за чужой грех. Он взял волю в кулак, приготовился плеснуть керосином на дверное полотно и чиркнуть спичкой, однако услышал приближающиеся шаги.

— Кто там? — нервно окликнул он.

— Я, — ответила подошедшая Жозефина.

— Ты что тут делаешь? — грубо спросил Галье.

— Ох, на душе неспокойно, уснуть не могу.

— Почему неспокойно?

— Пожара боюсь.

— Сколько раз тебе повторять, что ключ на гвозде возле двери, опасаться нечего, — взорвался Эмар.

— Знаю, — покорно согласилась Жозефина, — только вот уснуть не могу, пока своими глазами не увижу.

— Эх, вы, женщины… — выпалил он и тяжело зашагал к себе в кабинет. Там он бросился на кушетку, трясясь всем телом и обливаясь холодным потом. Внутренности болезненно сводило. Проворочавшись долгие часы, он забылся сном.

Утром к нему явился Гиймен.

— Я в старой повозке какие-то книжки с бумагами и вещами нашел. Что с ними делать?

Не зная, как лучше ответить, Эмар пробормотал первое, что пришло на ум, но эти слова будто давно затаились на кончике его языка, готовые вырваться наружу:

— Сожги их, Гиймен.

— Но, месье, металл не сгорит.

— Думаешь? Ладно, сломаешь то, что не сгорит, сунешь в пепел и закопаешь.

— Oui, monsieur.

После Галье долго размышлял, почему отдал тот приказ. И пришел к выводу, достойному фаталиста: «Не исключено, что это к добру». Люди, терзаемые сомнениями, мучимые страхами, неспособные найти выход или выбрать одну из десяти внезапно представившихся возможностей, либо сходят с ума, либо начинают верить в судьбу. И нет лучшего отдохновения для натянутых нервов, чем краткая вакация в виде бегства в фатализм.

«Уничтожил доказательства вместо чудовища, — подумал Эмар спустя некоторое время. — Я еще пожалею об этом». Но тревога отступила. Он повернулся на бок на кушетке и мгновенно провалился в сон.

Как ни странно, Бертрану стало легче. Он прекратил жаловаться на кошмары. Из его комнаты по ночам раздавалось лишь мирное дыхание. Но Эмар не ослабил бдительность: «Волк в нем угомонился только на время».

Жозефина отметила, что Бертран быстро поправляется.

— Вы бы его запирать перестали, — сказала она.

— Когда я сам увижу, что ему лучше, сделаю все как надо, — отрезал Эмар.

Но под ее натиском скоро сдался. И ничего не произошло.

— Может, вправду поправился, — удивился он.

— Это его россказни про волков пугали, — утверждала Жозефина. — А почему бы вам не продолжить давать ему уроки? Вы уже несколько месяцев с ним не занимались. Он так экзамены сдать не сможет.

С тех пор Эмар, как и раньше, каждый день по два часа занимался с Бертраном у себя в кабинете.

Но мальчик учился плохо. Медленно усваивал новое, хотя прежде бойко схватывал материал. «Мы сделали слишком длинный перерыв, — решил Эмар. — Или же он достиг своего потолка. Старого пса новым фокусам не научишь», — вдруг подумал он.

Шли месяцы, все было спокойно. Однажды в дверь кабинета постучалась Франсуаза.

— Франсуаза, что такое? Вид у тебя озабоченный.

— Да, месье. — Кухарка помолчала и вдруг затараторила: — Кажется, месье, пора Бертрана в спальне сызнова запирать начать.

Эмар остолбенел. Что могла заметить Франсуаза?

— Ему опять снятся кошмары?