Париж с изнанки. Как приручить своенравный город

Даже для коренных парижан покупка недвижимости в родном городе сопряжена со стрессами и недоразумениями, поскольку для них, как для социологической группы, это относительно новый опыт. Еще лет десять – пятнадцать назад аренда жилья была настолько легкой и дешевой, что парижане и не морочили себе голову приобретением его в собственность. Большинство семей среднего класса радостно платили ежемесячную арендную плату, а сбережения тратили на résidence secondaire – загородный домик где-нибудь на побережье, в пригородах Парижа или в провинции, на малой родине кого-то из супругов. Как только заканчивалась морока с образованием отпрысков, счастливые родители попросту переставали платить парижскую аренду (обычно перекладывая это бремя на другого члена семьи) и удалялись на покой в résidence secondaire, к тому моменту уже полностью оплаченный. Это была потрясающе уютная система, которая впервые после османовской градостроительной лихорадки середины XIX века поделила Париж надвое: богатых владельцев жилых домов и менее влиятельных, но зачастую вполне довольных жизнью арендаторов.

Даже четверть века назад типичное парижское агентство недвижимости ютилось в тесной каморке с вывеской, написанной от руки. Пыльное, заваленное бумагами помещение больше напоминало кабинет адвоката перед выходом на пенсию. Кстати, чаще всего недвижимость продавали именно notaires^[266], действующие в интересах семьи, которая получала эту собственность в наследство и никак не могла решить, кому из брать ев и сестер жить в ней. Комиссионные по таким сделкам были огромные – до 10 процентов, – поэтому потребности в наращивании оборотов не было. Четыре-пять семейных квартир в год обеспечивали посреднику очень приличный побочный доход. Документы на квартиру могли неделями и даже месяцами пылиться на столе notaire в ожидании, пока кто-нибудь из его клиентов не обмолвится о том, что заинтересован инвестировать в недвижимость.

Покупка жилья с целью сдачи его в аренду тоже не казалась привлекательной идеей, поскольку права жильцов были намертво закреплены послевоенным законом, призванным компенсировать травмы оккупации. Он гласил, что с 1 сентября 1948 года арендная плата за жилье для французов фиксируется практически ad infi nitum^[267]. Закон 1948 года (Loi de 1948) закреплял максимальную арендную ставку. Он также устанавливал, что договоры аренды подписываются только с открытой датой, а арендаторов можно выселить из квартиры только при условии, что хозяин или хозяйка намерены сами проживать в ней или передать ее кому-то из своих детей, при этом категорически запрещалось трогать жильцов старше 65 лет или малообеспеченных. И даже если речь шла о выселении, хозяин должен был за полгода уведомить жильцов о своем решении и предложить им «равноценное» жилье в другом месте. При этом понятие «равноценности» было настолько размытым, что арендатор мог годами тянуть с переездом, капризничая, что новое жилье неудачно расположено, в квартире нет биде… и так до бесконечности. Но хуже всего для собственников было то, что эти «жильцы-1948» могли передавать свои договоры аренды от родителей к детям, от родственника к родственнику. Другими словами, сдача жилья в аренду была сродни благотворительности.

Отчаявшись, многие собственники стали продавать свое жилье либо occupés^[268] (что выходило в разы дешевле), либо непосредственно арендаторам, которые в любом случае имели право преимущественной покупки. Между тем на рынок съемного жилья практически не поступало новых квартир. Зачем строить жилье и сдавать его в аренду, если государство задушит тебя своим драконовским законом?

В попытке оживить спрос на рынке недвижимости в 1986 году французское правительство пересмотрело Loi de 1948, но так, чтобы не ущемить права уже существующих арендаторов. Теперь, если жилец съезжал с квартиры, хозяин мог сам назначать новую арендную плату. Но вместо того чтобы вырвать рынок из цепких лап закона, это лишь привело к очередной стагнации. Арендная плата тут же взлетела до небес, так что потенциальным новым арендаторам пришлось предоставлять немыслимые гарантии своей платежеспособности. Вот когда молодые люди потащили в риелторские конторы пухлые папки, набитые выписками со своих и родительских банковских счетов, копиями документов о праве наследования загородных домиков дедушек и бабушек, рекомендательными письмами от боссов, гарантирующих, что в ближайшие двадцать лет их компания не разорится, и обещаниями продать свои почки, если возникнут задержки с выплатой арендной платы.