— Ты цел? — первым делом спросила она, а затем произошло то, чего я не ожидал. Нет, Людмила не бросилась мне на шею и не начала заливать меня слезами. Она просто подошла и обняла. Я застыл посреди коридора, не понимая, как реагировать на такое проявление эмоций.
К счастью, этот процесс не затянулся.
— Пошли, — отступила она. — Головачев велел принять у тебя материалы, что за дежурные сутки наработали.
Я открыл дверь кабинета и, дойдя до своего бывшего рабочего места, рухнул на стул. Ничего делать не хотелось. Журбина посмотрела на меня, покачала головой и принялась перебирать лежащие передо мной бумаги.
— Умеешь ты создавать проблемы и себе и другим, — проговорила она, усаживаясь со стопкой материалов за стол Ксении.
Понятно, разбор полетов все же состоится, а я уже было решил, что ограничимся обнимашками.
— Второе дежурство, и ты опять отличился. — Она обреченно вздохнула.
— Тоже считаешь, что мне нужно было дать себя застрелить? — Я сидел, борясь с закрывающимися глазами. Меня клонило в сон.
— Не говори глупости, — отмахнулась она от моих слов. — Я так испугалась, когда мне с дежурки позвонили и сказали, что вы столкнулись с вооруженными бандитами. Думала, ну все, отбегался наш Альберт. Чего смеешься? — Людмила нахмурилась. — Я еще от того случая не отошла, когда тебя в Центральном парке пытались ограбить, — проворчала она. — Ты же не чужой мне человек.
Я закашлялся, пытаясь справиться с некстати накатившим на меня весельем. Не помогло, и я, облокотившись, спрятал лицо в ладонях.
— Расстроился, что от службы отстранили? — по-своему интерпретировала сей жест Журбина и тут же принялась меня обнадеживать: — Проведут проверку и восстановят.
— Или к уголовной ответственности привлекут, — предложил я альтернативу.
— С чего ты это взял? — всплеснула она руками.
— Как с чего? — Я делано удивился. — Я же пристрелил ценного гражданина социалистического общества, не то что какой-то там следак. — Не выдержав, я заржал.
— Прекрати истерику! — прикрикнула на меня Журбина. — Обиделся, что тебя отстранили от дел? Так они обязаны провести служебную проверку по факту применения табельного оружия.
— Проверку? Да они уже признали меня виновным. Без всяких проверок обошлись! — Я резко оборвал смех.
Поднялся, скрипнув стулом.
— Ладно, я домой.
— Сильно от начальства досталось? — посочувствовала Людмила, тоже поднимаясь. — Не бери в голову. Подумаешь, поорали на тебя немного. Надо же было им выпустить пар. Их тоже сегодня поимеют, уж поверь мне. — Она демонстративно посмотрела наверх.
— Да не в этом дело. — Я начал переодеваться в гражданское. — Дело в презумпции невиновности.
— Где ты только таких выражений нахватался? — Журбина отвернулась.
— При чем здесь выражения? — бросил я раздраженно, натягивая джинсы. — Они должны были быть на моей стороне. Ведь я их коллега. Но вместо этого только и делали, что возмущались: зачем побежал, зачем в живот стрелял, — передразнил я кое-кого.
— Я уверена, все разрешится наилучшим образом, — оптимистично заявила Людмила, разворачиваясь.
— Разумеется, как же иначе, — натянуто улыбнулся я. — Все, я пошел.
Но, открыв дверь, я напоролся на Курбанова.
— А вот и наш герой. — Первый зам изобразил радость, проходя в кабинет.
— Здрасте и до свидания. — Я вновь сделал попытку уйти.
— Стоять! Ты это куда собрался? — начальственным рыком развернул меня Курбанов.
— Домой, — объяснил я, раздумывая над тем, не зарядить ли ему аккурат по ухмылке, хуже все равно уже не будет.
— Приказ подпиши, удостоверение сдай и вали, — потряс он перед моим носом отпечатанным на машинке документом.
— Все, я свободен? — выполнив требуемое, поинтересовался я.
— Ты материалы передал? — Задавая вопрос, Курбанов смотрел на Людмилу.
— Да, я все забрала, — отозвалась Журбина, положив руку на стопку бумаг на столе. — Уголовные дела в сейфе.
— Тебя предупредили, чтобы из города не уезжал? — Первый зам вновь переключился на меня.
— Предупредили, — подтвердил я, взглянув на часы. — Я могу уже идти?
— Иди, конечно. Ты же здесь больше не служишь. — Издевательский тон, на лице злорадство.
— Ты даже не представляешь, как я этому рад! — не смог удержаться от того, чтобы не оставить за собой последнее слова. Дурость, конечно, и ребячество, но реально достал.
Оказавшись на улице, я вдохнул дурманящий запах свободы. Холодный воздух ворвался в носоглотку.
«А не рвануть ли мне на юг?» — задумался я, приподнимая шарф.
Добравшись до дома, я первым делом залез на антресоли за чемоданом. Выгреб из него фотографии написанных по-немецки записок и разложил их на столе.
— Давно уже надо было перевести, — выговаривал я себе вслух за нерасторопность, переписывая незнакомые слова в блокнот.
Завтра займусь поиском преподавателя немецкого языка. Больше нельзя тянуть с этим делом. Нужно наконец узнать, кто отец Альберта. Чем больше способов покинуть Союз у меня будет, тем лучше.
Убедившись, что все буквы и знаки перерисованы точно, я завалился спать.