Паранойя. Почему я?

Эта ярость… она другая, не похожая ни на одну из тех, что он обрушивал на меня. Она настолько сильная, что по коже пробегает озноб. Кажется, сам воздух заряжен чем-то звериным, не поддающимся контролю.

Наверное, должно быть страшно, но у меня внутри какое-то оцепенение. Я просто не хочу его ни видеть, ни слышать, ни что-либо объяснять ему. У меня на это просто нет сил.

Разговор с Ларисой глубоко ранил и опустошил меня, разделив мой мир на «до» и «после», доказав, что все мои надежды на будущее с Долговым, мечты, вера в нас –  наивные иллюзии, не имеющие ничего общего с реальностью. Я снова выдала желаемое за действительное: нарисовала мужчину не с натуры, а поддавшись фантазии, старательно стирая все сомнения и вопросы. Лариса же озвучила их все и дала на них ответ.

Ответ, который меня уничтожил. Не зря она все-таки привезла меня на кладбище. В чем – в чем, а в любви к драматизму ей не откажешь.

Надо признать, когда мы припарковались, я, как и Гридас, здорово напряглась, однако спасовать или позволить позвонить Сереже, не могла. Банально не позволяла гордость.

Я должна была быть с этой женщиной на равных! Поэтому, преодолевая страх, волнение и стыд, молча, шла за ней по тающему снегу к одной из могил.

Увидев памятник в виде улыбающегося малыша, внутри все оборвалось. Я замерла и тяжело сглотнула, прочитав:

"Ванечка Долгов

1977 – 1978 "

Эпитафии не было, но я и так знала, что это Сережина неутихающая боль.

– Ты не обязана здесь находиться и слушать ее. Пусть решает вопрос со своим мужем, – шепнул Гридас, остановившись у меня за спиной. И он был бы прав, если бы мы с Ларисой не знали друг друга, и я вероломно не изображала перед ней дружелюбие и милую подружку ее дочери. Поэтому, покачав головой, прошу его немного отойти и дать нам возможность поговорить с глазу на глаз. Гридас, естественно, недоволен, но выполняет мою просьбу. Я же подхожу к Ларисе.

Несколько мучительно – долгих, напряженных минут мы смотрим на могилку. Меня знобит и потряхивает от волнения, но впившись ногтями в ладони, стараюсь не показывать его.

– Не стыдно тебе? – наконец, нарушает Лариса звенящую тишину.

 Она продолжает смотреть прямо перед собой и слава богу. Не уверена, что смогла бы выдержать ее взгляд. Мне действительно стыдно и совестно.

Воспитанной, правильной девочке внутри меня отчаянно хочется оправдаться. Но я вовремя напоминаю себе, что правильной девочки давно нет, зато есть та, которая полюбила чужого мужчину и больше всего на свете желает присвоить его себе. Так что лицемерить и пытаться быть хорошенькой уже несколько поздновато.

– Даже, если и стыдно, что с того? – собравшись с силами, поворачиваюсь к жене Долгова. И сложив руки на груди, приподнимаю бровь в ожидании ответа.

Лариса переводит на меня взгляд. С холодной усмешкой оглядывает с ног до головы и качает головой.

Пожалуй, соглашусь, это нелепо, когда ты вся такая аккуратненькая с иголочки: в шикарной шубе из соболя, бриллиантах, с идеальной прической и мейком, а любовница твоего мужа – соплячка в велюровом, спортивном костюме цвета «барби», в полушубке из серебристого песца и с кучей косичек по всей голове.

Смущает ли меня такой расклад? Немного. Но я тут же вспоминаю, что мне девятнадцать и я могу позволить себе и цвет «барби», и афрокосы, и даже ирокез. Если бы Долгова так волновал мой далекий от классики стиль, то подыскал бы себе женщину по возрасту.

– Да уж, от кого – от кого, а от тебя я такой испорченности не ожидала, – резюмирует меж тем Лариса, окатив меня презрением, от которого кровь с размаху бьет в лицо, а в груди начинает нестерпимо гореть.

 Все внутри меня кричит: «Нет, я не такая! Я не испорченная. Он меня обманул, а я полюбила. Я просто его полюбила! И ничего не смогла с этой любовью сделать.» Однако, я тут же обрываю сей крик, понимая, что этой женщине нет дела до моей боли, у нее она своя, и сейчас она щедро поливала меня ей.

– Все-таки правду говорят: в тихом омуте черти водятся…

– Если ты позвала меня сюда, чтобы высказать все, что обо мне думаешь, то можешь не трудиться. Я догадываюсь.

– Вот уж вряд ли, – парирует Лариса с высокомерным смешком. – Но ты права, это не важно. В конце концов, если бы я тратила время на каждую побл*душку моего мужа, то боюсь, вся моя жизнь прошла бы в гастролях.

– Да. Вот только я – не каждая, – растянув губы в приторной улыбочке, цежу сквозь зубы, прекрасно понимая, в какое русло она пытается направить разговор.

– Неужели? И чем же ты отличаешься, если не секрет? Поведай мне эту наверняка романтичную, душещипательную историю, – ехидно уточняет она, точно так же сладко скалясь, вызывая у меня злость.

– Ну, хотя бы тем, что ты тратишь на меня время, – поясняю любезно, на что Лариса разражается негромким смехом.

– Что ж, это аргумент, -кивает она снисходительно. – Но не обольщайся, я здесь вовсе не потому, что вижу в тебе какую-то угрозу своему браку или воспринимаю тебя всерьез. Ты просто глупенькая, влюбленная дурочка, которую красиво гуляет прожженный мужик, умеющий сладко дуть в уши.